ДОБРО И ЗЛО > КНИГИ > Добро и зло: выбор длиною в жизнь
Глава 5. Необходимо ли зло? То, что зло существует, признают многие. Но признавать существование зла — это еще далеко не все, надо понять его истинное место в мире, осознать его отношение к нам, а также, что самое главное, свое отношение к нему. В этом вопросе также существует большая путаница. Например, распространено убеждение, что зло необходимо, что без него не бывает добра, что оно представляет собой неотъемлемый элемент мира. Во многих случаях за этим стоит элементарное нежелание углубляться в изучение строения мира, стремление избежать дополнительных проблем, трудной душевной работы, активного участия в жизни мира. То есть предполагается, что все существующее в принципе не может не существовать, и не наше дело, почему это так и может ли быть как-то иначе, ведь от нас все равно ничего не зависит. Но чаще за утверждениями о необходимости зла довольно легко просматривается целенаправленная работа самого зла, которому подобное убеждение не просто выгодно, но и жизненно важно. Доводы
в доказательство необходимости зла
выдвигаются самые разнообразные: от
религиозных и общефилософских до
политических и чисто психологических.
Несколько примеров таких доводов. 1. Все в мире происходит исключительно по желанию Бога. Значит, Богу нужно существование зла. Поэтому бороться со злом (или с тем, что нам представляется злом) — это идти против воли Бога. 2. Добро и зло — это две стороны единого общемирового процесса, как положительный и отрицательный заряды, поэтому изменить здесь в принципе ничего нельзя. Удаление зла нарушило бы равновесие в мире, что привело бы к его гибели. 3. Если бы не было зла, то не было бы и противоречий в мире. Но, как известно, именно противоречия являются движущей силой всякого развития. Поэтому если уничтожить зло, то остановится мировая эволюция, без которой совершенно невозможно существование мира. 4. Зло необходимо для лучшего понимания добра, в качестве отрицательного примера, в качестве темного фона для более яркого проявления добра. Ведь для того, чтобы лучше оценить свет, нужно одновременно видеть и тень. 5. То, что кажется нам злом, то в общекосмическом смысле — как раз добро, поэтому со злом в нашем понимании бороться бессмысленно. 6. Без зла было бы
скучно жить, ведь самое интересное в
нашей жизни — это именно борьба,
преодоление трудностей и лишений. А теперь попробуем поподробнее разобраться, что же стоит за этими и другими им подобными доводами. Первое утверждение, строго говоря, провозглашает отсутствие объективного зла, так как все зло мира приписывается в данном случае Богу. Причину появления такой точки зрения понять нетрудно — так пытаются решить известное противоречие между представлением о всемогуществе Бога и очевидным существованием зла. Действительно, многим крайне трудно понять, почему Бог допускает зло. И решение предлагается очень простое: Бог объявляется не просто всемогущим, а жестко контролирующим абсолютно все мировые процессы (как прошлые, так и настоящие и будущие). На долю людей в этом случае остается роль бездумных марионеток, только выполняющих приказы. Никакой свободы выбора у них нет и быть не может, все их слова, дела и даже мысли неподвластны им, что бы им ни казалось. Если идти до логического конца, то в данном случае не имеют никакого смысла и моральные заповеди, не может существовать грехов и пороков, благодеяний и добродетелей, не может быть и никакой ответственности человека за свои поступки. Нет особого смысла и в существовании мира в целом (во всяком случае, того смысла, который может понять человек). Мир сводится к театру одного актера, который переставляет куклы исключительно для своего удовлетворения, одновременно являясь и единственным зрителем. Принимать ли такую картину мира без личной свободы человека и развития его личности — дело каждого из нас. Конечно, ни о каком ее логическом доказательстве или опровержении не может быть и речи. Однако если считать, что абсолютное добро и вполне самостоятельное абсолютное зло все-таки существуют, то легко понять, что в таком взгляде на мир заинтересовано как раз зло, которое хочет таким образом отвести от себя удар, внушив людям, что во всех их бедах виноват кто-то другой, а не оно само. Второе и третье утверждения очень близки между собой, так как выставляют зло необходимой частью мира или необходимым условием развития мира. При этом автоматически предполагается, что добро само по себе несовершенно, неполно, не всеобъемлюще и не самодостаточно. Без зла оно или просто погибнет, или же прекратит изменяться, закоснеет, отомрет. Точно так же подразумевается, что без зла не обошлось и при самом сотворении мира, так как это тоже было развитием, более того, важнейшим актом развития. К тому же при данном допущении получается, что зло никогда и ни при каких условиях не исчезнет, иначе вместе с ним исчезнет и мир. Естественно, в таком случае бороться со злом не только бессмысленно, но и просто вредно, ведь его ослабление наносит прямой ущерб миру, делая невозможным существование соответствующей части добра или же замедляя развитие мира. Как и в предыдущем случае, понятно, что в такой точке зрения также крайне заинтересовано зло, которое всегда хочет выдать следы своего разрушения за неотъемлемую черту мира, а само свое разрушительное действие — за естественный путь развития мира. И ничего удивительного нет в том, что рассматриваемые положения (второе и третье) противоречат первому: злу вовсе не нужна логическая цельность, последовательность используемых им доводов, главное — скрыть истину, обеспечить себе безбедное существование. Поэтому доводы, диктуемые силами зла, могут быть даже взаимоисключающими, более того, для подстраховки они всегда противоречивы, всегда предлагают человеку самые разнообразные пути разрушения мира. Довольно популярно четвертое утверждение, говорящее, что зло необходимо для лучшего понимания добра. Оно многим кажется довольно безобидным и вполне приемлемым. Его можно встретить у самых разных авторов (от атеистов до религиозных авторитетов), которые при этом ни в чем другом между собой не соглашаются, более того, считают своих единомышленников в данном вопросе непримиримыми врагами. Для начала попробуем развить эту мысль дальше, чтобы разобраться, что значит «необходимо» и кому, собственно, необходимо зло. Может быть, Богу? То есть Бог сам создает себе врага, разрушителя всего Творения только для того, чтобы люди осознали преимущества добра? А может быть, дьявол еще и действует по указке Бога, направляя свои усилия именно на то, чтобы урок был наиболее нагляден? А люди вообще тут ни при чем, они только нерадивые ученики, которые не понимают прямых объяснений о сути добра, и которых надо для повышения эффективности учебного процесса еще и пугать чучелом, призраком, марионеткой зла. И борьба со злом — это всего лишь борьба с наглядным пособием, иллюзия борьбы, бой с тенью. А настоящего, непридуманного зла вообще не существует. Но тогда зачем вся эта учеба, представляющая собой, по сути, подготовку к встрече с тем, чего не бывает? Если же признать, что зло реально и необходимо для лучшего понимания добра, то, может быть, всем нам стоит его укреплять и развивать, чтобы контраст его с добром был еще более заметен, чтобы даже самые тупые поняли, что добро лучше? А когда все наконец осознают неприглядность зла, невыгодность ориентации на него, непрочность его позиций по сравнению с добром, тогда мы все вместе его и уничтожим. То есть получается надо сначала развить и укрепить, чтобы затем уничтожить? Но где гарантия того, что все люди правильно воспримут этот урок, действительно поймут, что зло — это враг, что это плохо и неприемлемо? Наверное, многим зло покажется довольно симпатичным, хуже того, единственно возможным, даже хозяином и творцом мира. И урок даст результат, прямо противоположный ожидавшемуся. Или подразумевается, что сознание человека тоже полностью определяется Богом, и правильный вывод совершенно неизбежен? Но тогда зачем вообще вся эта комедия с наглядным пособием? Не получается ли в данном случае похоже на то, как если бы для понимания, как хороша жизнь, нам предписывалось бы умереть, а для понимания, как хорошо здоровье, нам предлагалось бы заболеть, причем чем тяжелей, тем лучше? Ответов сторонники рассматриваемого положения не дают, да, наверное, и не могут дать. Им важно выдвинуть внешне привлекательную формулу, которая, как кажется, все объясняет, все увязывает в стройную картину. А злу подобный довод о его полезности очень выгоден, так как он призывает человека терпимее относиться к силам зла, которые, как получается, хоть в чем-то действуют заодно с Создателем. Здесь же стоит упомянуть об известном «доказательстве» необходимости зла, согласно которому из двух положений: «Не покаешься — не спасешься» и «Не согрешишь — не покаешься» выводится третье: «Не согрешишь — не спасешься». То есть для торжества добра сначала должно восторжествовать зло. Для полного освобождения от зла надо сначала основательно загрязниться, а потом очиститься. Что ж, такой путь тоже возможен, но он гораздо сложнее и опаснее, чем прямой путь отказа от зла. К тому же он часто просто не оставляет времени и сил на покаяние, на исправление собственных ошибок. Кроме того, сильно загрязненному человеку уже не кажется, что он настолько уж грязен, что ему надо избавляться от многих грехов. Именно на это и рассчитывают силы зла, которым подобный подход очень выгоден. Следующее (пятое) утверждение о противоположности добра и зла для человека и добра и зла для мира исходит из того, что мир нецелостен, разделен на противоборствующие части. В этом случае получается, что человек полностью враждебен миру, и то, что хорошо нам, то миру плохо. Соответственно это противостояние может завершиться или же уничтожением (в лучшем случае — переделкой) мира, или же уничтожением людей. Естественно, мы должны придерживаться своих интересов, то есть стараться уничтожать враждебный нам мир, утверждая тем самым свое собственное добро. Другое возможное следствие из рассматриваемого утверждения состоит в том, что мы неправильно понимаем свои истинные интересы, принимаем свое собственное благо за зло, а то, что приносит нам вред — за добро. Очевидно, что нас кто-то когда-то жестоко обманул, перевернул наши представления с ног на голову. А свойственное каждому человеку подсознательное представление о добре и зле — всего лишь кажущийся универсальный критерий истины, всего лишь следствие изначального обмана. На самом же деле нам следует поступать прямо противоположно голосу своей совести, коренным образом ломать свои представления о мироустройстве. В результате получается, что и в том и в другом случае рассматриваемое утверждение призывает нас к разрушению: или себя самого или всего окружающего, но обязательно к разрушению. Понятно, что в этом заинтересовано зло, для которого разрушение — основная цель. Наконец, необычайно популярный шестой довод в пользу существования зла — «зло нужно, чтобы не было так скучно жить». Замечательная идея: оказывается, зло — это всего лишь своеобразный аттракцион, грубо говоря, погремушка для человечества, чтобы мы с вами не слишком скучали. Стоит заметить, что собственная жизнь сторонников рассматриваемого подхода, как правило, спокойная, обеспеченная, благополучная и предсказуемая. Переубедить таких людей не так-то просто, они готовы доказывать свою правоту сколько угодно. Действительно, практически все искусство основывается на том, что показывает зло и борьбу со злом. Всем известно также, что самые интересные, захватывающие истории из жизни — именно те, в которых с кем-то происходят несчастья, катастрофы, когда совершаются преступления. Однако даже самые горячие сторонники рассматриваемого утверждения в любом случае предпочтут, чтобы несчастья происходили не с ними самими, а с кем-то другим, чтобы зло поражало не их самих, а кого-нибудь другого (кстати, желательно, чтобы какого-нибудь известного человека). Именно такие напасти они готовы воспринимать как должное, как интересные и поучительные события, как своеобразное развлечение. Совсем другое дело, когда беда (в виде болезни, преступника, смерти близких, разорения и т. д.), коснется их самих. В этом случае они тут же начнут жаловаться на свою злую судьбу, на несправедливое устройство мира, на происки коварных врагов, они никому не позволят копаться в своей жизни, будут сетовать на назойливое внимание окружающих, а ни о каких развлечениях даже и не вспомнят. Они будут страстно желать только одного — скорейшего окончания несчастий, возвращения спокойной жизни. То есть каждый из них считает, что зло, конечно же, необходимо, но только по отношению к другим, которых оно должно учить, наказывать, на примере которых оно должно развлекать окружающих, разгонять их скуку. Сами же они хотели бы видеть действие столь необходимого зла исключительно со стороны. Получается, что для себя все (или почти все) готовы смириться со скукой, унынием, и однообразием жизни, но совершенно не желают соглашаться со столь интересным, будоражащим, возбуждающим, веселящим злом, необходимость которого они проповедуют. Кто
говорит, что жизнь без зла была бы скучной
и унылой,
Сам предпочтет, чтобы ему зло никогда бы не вредило. Вообще же надо отметить, что скука чаще всего практически не зависит от внешних событий. Скука, тоска, уныние — это состояние души человека. Поэтому в большинстве случаев от нее не спасает ни экзотическое путешествие, ни приобретение каких-то вещей, ни посещение зрелищ, ни расширение круга знакомств, ни уход в работу, ни, тем более, алкоголь и наркотики. Все это может дать только кратковременный эффект. В действительности скука представляет собой одно из орудий зла, это первый шаг к отделению, обособлению человека от мира, к замыканию его в себе самом, к отчуждению от других людей, к гордыне, первичному греху, влекущему за собой выбор пути служения злу.
Кроме
рассмотренных здесь и других доводов
о необходимости или даже пользе зла
вообще, зла как целого, существует еще
масса утверждений о том, что нельзя
обойтись без отдельных проявлений зла,
например, трех важнейших: гордыни, лжи
и страха. Всего три примера:
Остановимся несколько подробнее на этих положениях. Сначала о необходимости страха. Конечно, страх наказания может остановить человека от совершения преступления, но это происходит далеко не всегда. Ведь, например, все знают, что перебегать дорогу перед машиной смертельно опасно, но все по-прежнему перебегают (а ведь выгода, как правило, минимальна — экономия всего лишь нескольких минут). Всем известно также, что венерические болезни (особенно СПИД) грозят страданиями, полной утерей здоровья, даже смертью, но количество случайных связей отнюдь не уменьшается, даже растет. Каждый человек прекрасно информирован, что курение вызывает целый букет страшных болезней (от неизлечимого рака легких до облитерирующего эндартериита), но курящих становится все больше, хотя получаемое при этом удовольствие весьма сомнительно. Несмотря на огромную опасность вождения машины и растущее число аварий, в том числе и со смертельным исходом, не уменьшается число желающих купить автомобиль и ездить на нем с максимальной скоростью. Так что страх — далеко не такой уж надежный сдерживающий фактор, как кому-то может показаться. К тому же не стоит забывать, что не для всех смерть — самое страшное. Например, когда приговоренным к смерти преступникам объявляют о замене казни пожизненным заключением, многие просят оставить в силе прежний приговор. То есть жизнь в тюремной камере для них страшнее смерти. Наверное, не последнюю роль при этом играют не только тяжелые условия содержания, но и навязчивые воспоминания о совершенном преступлении, ненависть к жизни вообще. Впрочем, страх перед длительным заключением все же не помешал им совершить преступление. Не большей сдерживающей силой обладает и страх перед гневом Бога, страх перед посмертными мучениями. Известно множество случаев, когда искренне верившие в это люди тем не менее шли на самые страшные, непростительные грехи, руководствуясь самыми разными мотивами, которые, видимо, оказывались сильнее страха. Большой популярностью пользуется идея, что страх и уважение — это очень близкие понятия. Есть даже поговорка: «Боится — значит уважает». То есть получается, что наиболее уважаемы те, кого боятся, и для того, чтобы тебя уважали, достаточно сделать так, чтобы тебя боялись. Причем это утверждение относят не только к отдельным людям, но и к организациям, государствам, народам. Однако действительное отождествление уважения и страха свойственно только неразвитым людям, темным дикарям, для которых кто сильнее, беспощаднее, безжалостнее, тот и прав, тот и заслуживает восхищения, преклонения и послушания. В случае же хоть сколько-нибудь развитых людей страх всегда связан с неприятием, отталкиванием, со стремлением уйти подальше, наконец, с желанием борьбы. Страх может породить только ненависть, злобу, насилие, унижение, презрение, но никак не уважение, тем более, не любовь. Так что нормальный человек никак не может желать, чтобы его боялись, чтобы его воспринимали как жестокого и коварного врага. Когда кого-то долго держат в страхе, унижают, насильно заставляют выполнять какие-то действия, это нередко приводит не просто к желанию освободиться от страха, а к стремлению принудить испытать все это своих угнетателей, обратить страх и насилие в противоположную сторону. Страх и насилие — это две стороны одной медали. Насилие всегда возникает из страха и в свою очередь порождает новый страх. Сильный, смелый и уверенный в себе человек практически никогда не опустится до насилия, до того, чтобы заставлять других бояться себя. Насилие — удел слабых и трусов, тех, кто не чувствует себя бессмертной частицей мира, тех, кого страшит мрак небытия. Точно так же страх может поразить только того, кто считает эту жизнь со всеми ее атрибутами единственной ценностью, которая у него есть, кто полагает, что после смерти уже не будет ничего. Именно для таких людей чужие жизни, чужие судьбы и души не имеют абсолютно никакой цены, с ними можно не считаться, их можно давить и уничтожать, если не удается подчинить себе теми или иными средствами. Все другие люди воспринимаются при этом только как враги (явные или затаившиеся), которых надо успеть уничтожить раньше, чем они уничтожат тебя. Насилие в любом случае порождает только другое насилие (как ответное, так и сопутствующее), ведет к развязыванию стихии зла, сталкивает людей между собой, не оставляя им никакого другого выбора, как только участие во взаимоуничтожающей борьбе. Все это ведет к лавинообразному разрушению мира, то есть к усилению зла. В результате разрастания стихии насилия может победить только зло. Даже на бытовом уровне понятно, что в любой драке почти наверняка победит тот, кто не будет придерживаться никаких правил и запретов, кто будет использовать для достижения победы любые приемы, даже самые подлые. То же самое происходит и в масштабах общества, человечества в целом: в любой заварухе, в любой смуте гораздо больше шансов на победу, на приход к власти имеет тот, кто наиболее циничен, вероломен, коварен, беспринципен, кто не останавливается ни перед чем для достижения своих целей. Даже если один из противников руководствуется самыми благими намерениями, самыми светлыми целями, для победы ему нередко приходится идти на грязные средства, на предательство своих идеалов, на то, чтобы превзойти противника в насилии. В результате торжествует зло, которое заинтересовано вовсе ни в чьей-то победе, а в общем объеме произведенных разрушений, в суммарном ожесточении всех участвовавших в конфликте людей. Поэтому никакого торжества справедливости из разгула насилия никогда не получится. Ведь даже победивший в кровавой борьбе уже не может остановиться, ему везде мерещатся затаившиеся враги, он во всем видит смертельную угрозу своему благополучию, страх будет преследовать его всю жизнь. А преступления против своей совести, на которые ему пришлось пойти для победы, неизбежно деформируют его личность, толкают на путь служения злу. Страх и насилие, как и любое другое зло, не терпят препятствования своему росту. Поэтому довольно наивны представления о том, что можно допустить существование ограниченного страха, небольшого насилия, локального подавления. Например, многие думают, что вполне приемлемо существование организаций, ставящих своей целью уничтожение каких-то немногочисленных групп людей (например, богатых, инородцев, иноверцев, членов какой-то партии, сторонников каких-то взглядов и т.д.). Доводы в пользу такой позиции приводятся очень простые: такие организации мне не опасны, так как они борются с кем-то другим, не имеющим ко мне лично никакого отношения. Более того, вполне возможно, что в результате их победы моя жизнь станет хоть немного легче, спокойнее, обеспеченнее. Но все это только иллюзии. Как только организация, ставящая своей целью насилие, окрепнет, она неизбежно расширит круг преследуемых, так как одних первоначально объявленных врагов ей будет уже недостаточно. Сначала это будут сочувствующие врагам, породнившиеся с ними, помогающие им, затем — уклоняющиеся от борьбы с врагами, старающиеся остаться в стороне от борьбы, потом — не вступающие в их организацию, наконец — не вполне активные члены самой организации, сомневающиеся в высочайшей мудрости руководителя организации, предлагающие хоть как-то ограничить насилие. То есть достаточно только разбудить стихию зла, только не препятствовать ее первоначальному становлению, а уж пути своего распространения, укрепления и роста она найдет сама и не успокоится, пока ее что-нибудь не ограничит, или пока она не уничтожит все вокруг. Вообще же, насилие, навязывание своей воли, подавление и уничтожение в корне противоречат законам, установленным в нашем мире. От насилия в любой форме страдает мир в целом, следовательно, и каждый человек в отдельности. Поэтому в идеале все мы должны воспринимать смерть каждого человека как гибель частицы себя, насилие над каждым человеком — как насилие над самим собой. В этом случае уже никто не сможет обосновывать необходимость страха или насилия. Но до такого идеала нам далеко. Особое место занимает представление о таком виде страха, как страх перед Богом. Даже те, кто считает страх злом, презирает страх, ничего не боится, нередко полагают, что данный вид страха — это нечто особенное, нечто совершенно обязательное для любого из нас, священное, чистое и неприкосновенное. То есть получается, что Создатель, заповедовавший нам никогда ничего не бояться, тем не менее требует от нас, чтобы мы боялись его самого, чтобы мы исключительно из страха перед грозящим наказанием воздерживались от грехов. Но почему тогда нам была дана свобода? Не получается ли, что сторонники «страха Божьего» полагают, будто Бог нас боится, поскольку не уверен в своих силах и в нашем благоразумии? И как совместить страх, то есть отторжение, и любовь, то есть притяжение? Разве можно по-настоящему любить того, кого боишься? Разве можно тянуться, стремиться к источнику страха? Разве можно заставить полюбить насильно, под страхом наказания? Страх и насилие — это плохие средства для укрепления любви. Как и любой другой вид страха, страх перед Богом может вызвать только желание скрыться от Создателя или даже бороться против него. Никогда не надо приписывать Творцу те грехи, которые он осуждает в нас, ведь, в конце концов, все мы должны стремиться стать совершенными как Отец наш небесный. Никакой мстительности, никакой ярости, вообще никакого зла у Бога нет и не может быть. Только безмерная любовь к нам и боль за наши прегрешения. И только любовью мы должны отвечать на это. Но из сказанного здесь вовсе не следует, что бояться надо дьявола со всеми его силами зла. Такой страх нужен только самому злу, на нем оно подпитываются и им пользуются для затягивания людей в свою орбиту. Этот тип страха опасен прежде всего тем людям, которые преклоняются перед источником страха, стремятся сделать все, чтобы угодить ему. Если страх перед Богом может подтолкнуть к силам зла сильных и стремящихся к независимости людей, то страх перед дьяволом направляет на тот же путь слабых и несамостоятельных. Правда, основным мотивом в последнем случае может быть не только личная безопасность, но и стремление приобщиться к источнику страха с тем, чтобы самому быть страшным для других. Но в любом случае страх перед злом только увеличивает силу зла, делает человека менее защищенными перед ним. Хоть как-то помочь человеку, хоть в какой-то мере уберечь его от несчастий, уменьшить их тяжесть страх в принципе не способен. Нам всегда надо помнить, что только мы сами можем сделать себя уязвимыми перед злом, что все свои несчастья мы сами создали для себя. А зло остается врагом человека даже в том случае, если этот человек из страха перед ним становится его служителем, потому что только так оно может выжить. Так что единственно правильное отношение к злу — это отречение от него, полное отделение себя от него, нежелание иметь с ним ничего общего, отказ идти с ним на любые компромиссы, противостояние ему, борьба с ним. Но ни в коем случае не страх перед ним. Страх даже в самых безобидных своих разновидностях может доставить нам немало неприятностей. Ведь даже простое опасение нежелательных ситуаций, даже навязчивые мысли о возможных несчастьях, даже создание в своем воображении образа опасности — все это отнюдь не безобидно. Все эти бытовые страхи представляют собой не что иное как способы моделирования ситуаций, приближающие и притягивающие именно то, чего боишься больше всего. Наверное, многие замечали, что если постоянно думать о возможной неприятности, то она обязательно придет. При этом она может произойти как с прямым участием боящегося ее человека, так и совершенно без его участия. Например, известно, что самоубийцы в подавляющем большинстве случаев кончают жизнь именно тем способом, которого они боятся больше всего (те, кого пугает высота, бросаются с балкона, а те, кто боится воды, топятся в реке). Правда, здесь еще все можно попытаться объяснить чисто психологическими факторами. Но несчастья притягиваются и извне, когда установить связь внутренних переживаний человека и того, что с ним случается, крайне непросто. Например, если человек, возвращаясь ночью домой, постоянно думает о возможном нападении грабителя, очень высока вероятность, что он действительно станет жертвой ограбления. Если кто-то сильно боится пожара, и страх этот неотступно преследует его, то пожар наверняка состоится. Если кто-то постоянно думает об опасности заболеть, болезнь обязательно настигнет его. Иногда это просто предчувствие грядущей беды, но чаще все-таки именно моделирование ситуаций, активное притяжение беды к себе. Ведь если постоянно концентрировать внимание на одном из возможных вариантов будущего, то шансы реализации именно этого варианта существенно возрастут. Не стоит также сбрасывать со счетов и то, что человек, подверженный любому виду страха всегда представляет собой желанную и легкую добычу для сил зла, причем как внутренних, так и внешних. И боязнь одной беды притягивает все прочие беды тоже. Страх, как правило, порождает ложь. Ведь для постоянного поддержания страха надо все время выдумывать новых врагов, новые козни и коварные замыслы этих врагов, новые средства для сохранения достигнутых разрушений, новые способы маскировки истинного положения дел. В то же время страх ведет к гордыне, к уверенности в собственной исключительности, в способности распоряжаться жизнями многих людей и в праве на это, к убеждению в своей хитрости, предусмотрительности, мудрости, которые помогают опережать удары врагов, заранее уничтожать их. Один первичный грех неминуемо тянет за собой два других. То есть получается, что страх во всех своих разновидностях ничего хорошего дать не может. Да и что хорошего можно ожидать от одного из главных орудий зла, призванного разрушать единство мира?
Теперь несколько слов о лжи. Прежде всего надо отметить, что, говоря о лжи как об одном из ликов зла, мы в основном будем иметь в виду ложь, искажающую истинное соотношение добра и зла в нашем мире, ту ложь, которая отрицает или принижает добро, при этом оправдывая или возвеличивая зло. Именно эта ложь может считаться настоящей ложью, действительно имеющей первостепенное значение в нашу эру противостояния добра и зла. Кроме этой бытийной лжи существует еще гораздо более распространенная бытовая ложь, которая напрямую не затрагивает тему добра и зла. Например, человек купил себе серый костюм, а своему другу сказал, что синий. Или человек находится дома, но просит родных отвечать по телефону, что его нет (правда, те, кто звонит, обычно правильно понимают завуалированное таким образом нежелание подходить к телефону). Может показаться, что ложь такого сорта абсолютно безобидна, но это далеко не всегда так. Ведь даже самая обыденная ложь способна посеять недоверие между людьми, а затем толкнуть их на вражду и привести к преступлению. О необходимости лжи, даже о ее несомненной полезности, пожалуй, говорят чаще, чем о необходимости других форм зла. Прежде всего это связано с тем, что ложь никогда не показывает своего истинного лица, всегда применяет маскировку, всегда прячется за внешне благими намерениями. Распознать настоящую опасность лжи, предвидеть все возможные ее последствия крайне трудно. Ложь всегда обещает человеку очень простые и короткие пути достижения его целей, всегда демонстрирует ему преимущества ее использования, но тщательно скрывает недостатки этого. А без недостатков, причем значительно перевешивающих все достоинства, лжи не бывает. И наша ответственность за ложь ничуть не уменьшается от того, что мы сами обманывались, никому не хотели зла, стремились к благим целям. Рассмотрим несколько примеров. Существует распространенное мнение о том, что правда далеко не всегда приносит пользу, что вред от правды может быть значительно большим, чем от любой лжи, что правда хороша только тогда, когда она сказана в нужное время и нужным людям. И чтобы скрыть опасную и вредную правду, вполне допустима и даже необходима ложь, пусть и временно, но защищающая человека от неприятностей, охраняющая его покой и берегущая его нервы. Ситуации, в которых правда, якобы, приносит вред, встречаются довольно часто. Например, женщине позвонили и сообщили, что ее муж встречается с любовницей. Она прогнала мужа, не приняла его обратно, несмотря на его раскаяние. В результате муж опустился, совершил преступление и попал в тюрьму. И теперь эта женщина мучается вопросом: «Зачем мне была нужна та правда? Я бы ничего не знала и спокойно жила бы сейчас с мужем, а не в одиночестве». Все в данной ситуации понятно, непонятно только одно: при чем здесь правда? Если эта женщина вполне допускает жизнь с человеком, который ей изменяет, прощая ему его грех (или же не прощая, что в данном случае не очень важно), то почему бы ей не принять мужа обратно? Неужели все дело в том, известно ей об измене или нет? Ведь сам факт измены это ни в коем случае не отменяет. Может быть, здесь важнее то, что скажут окружающие, как они посмотрят на ту, которой изменяет муж? Так они, как правило, все узнают гораздо раньше жены. Или самое важное здесь в том, что окружающие знают о том, что жене об измене известно, и надо сохранить перед ними свое лицо? Так что, если разобраться, то в данном случае не правда виновата, а те, кто ее скрывает, кто надеется ложью прикрыть свой проступок, и тот, кто, узнав правду, совершает непродуманные поспешные поступки, о которых потом жалеет. Другой пример. После крушения коммунистического строя многие жалуются, что раньше они ничего не знали и прекрасно жили, а теперь, когда им открыли глаза на всю ложь прежнего режима, жизнь потеряла для них всякий смысл. Опять виновата правда. То есть такие люди согласны, чтобы их обманывали, уверяли, что они живут лучше всех в целом мире, что остальной мир загнивает и при этом только и мечтает жить как мы, что мы уверенно идем по пути, предначертанному вождями, и путь этот неизбежен для всех. А тут вдруг им открывают глаза, показывают действительность, говорят, что их обманывали, что многие поплатились своими жизнями за торжество этой лжи, что нас всех завели в такое болото, из которого очень непросто выбраться. Некоторым настолько противна эта открывшаяся правда, что они тут же объявили ее ложью и продолжают свято верить, что мы были вовсе не в болоте, а в двух шагах от цветущего райского сада, а теперь нас повели от него прочь и завели в болото. Конечно, трудно признаться (даже самому себе) что тебя вели не туда, а ты этого не понимал и даже порой агитировал других шагать веселее. Опять же: правда в данном случае ни при чем. Виноваты те, кто ложью прикрывал свое благополучие при всеобщей бедности, и виноваты (конечно, гораздо меньше) все остальные, которые эту ложь долго не могли распознать (а иногда и не хотели видеть правды). Еще пример. Стало известно, что некий член правительства получал взятки (правда, в хорошо завуалированной форме). Сразу поднимается шум среди тех, кто поддерживает курс правительства: зачем об этом говорить, зачем давать новые козыри оппозиции, зачем в столь тяжелые для страны времена вносить раскол в наши ряды, зачем будоражить общество. Получается, опять виновата правда. Неудобная она и поэтому нам не нужна. Значит, своим мы готовы прощать все, что только можно себе представить, надо только скрывать это от народа. И сразу задумываются и начинают сомневаться журналисты: имеют ли они право вторгаться в личную жизнь известных людей, не лучше ли ограничиваться только официальной информацией и тем, что эти известные люди сообщат о себе сами. То есть правда хороша только тогда, когда она служит нашим целям, когда помогает нашему делу. Но в действительности виновата опять же не правда, а тот, кто, надеясь на молчание «своих» и «сочувствующих», совершает преступление. Виноваты и те, кто согласен покрывать преступника, молчать о преступлении, пусть даже морально и осуждая его. Правда же просто существует, и не может быть виновной, а вот то, как люди относятся к ней, характеризует самих людей, это уже их собственный выбор, за который они отвечают, и уходить от которого они не имеют права. Говоря о лжи, нельзя не упомянуть о ее разновидностях считающихся «более легкими». В отличие от явной, грубой, очевидно вредной лжи, которую многие готовы признать недопустимой, ложь «легкая» не вызывает резкого отторжения, не считается грехом, даже во многих случаях объявляется необходимой, вполне простительной, даже благом. Например, полуправда, то есть неполная ложь. Хорошо это или плохо? Допустима ли она или нет? Лучше ли она полной лжи? Конечно, все возможные ситуации мы рассмотреть не сможем, и каждому из нас в конечном счете самому придется принимать решение. Но некоторые общие принципы мы все-таки обсудим. Полуправда, как следует из ее названия, опасна прежде всего тем, что она гораздо больше похожа на правду, чем явная ложь. То есть для лжи она представляет собой чрезвычайно удобную форму маскировки. Человек, столкнувшийся с полуправдой, сверяет ее с тем, что ему точно известно, и делает поспешный вывод: если здесь частично содержится правда, значит, правдой является и все остальное. Таким образом, ложь, входящая в полуправду, обладает гораздо большей проникающей силой, большей живучестью и меньшей уязвимостью. Причем если неприкрытая ложь способна обмануть только полностью неинформированного или недалекого человека, то полуправда часто принимается за истину даже самыми умными людьми, в том числе и теми, которые имеют большое влияние на общество. Именно они могут стать в дальнейшем усердными проводниками этой полуправды, а значит, и той лжи, которая содержится в ней. Представьте себе такую ситуацию. Некие разбойники заготовили для вас множество ловушек: ловчие ямы, капканы, падающие деревья, скатывающиеся с горы камни и т.д. А вам в руки попал план этих ловушек, правда, не содержащий сведений об одной единственной ловчей яме. Поможет ли вам такой план? Наверное, нет. Наоборот, получив план и несколько раз проверив его правильность, вы потеряете бдительность и наверняка свалитесь именно в эту неуказанную ловчую яму. А если бы вы не имели вообще никакого плана и полагались только на свою интуицию, осторожность, предусмотрительность, вы могли бы и избежать всех ловушек. Как видим, и в данном случае полуправда оказывается хуже, чем полное отсутствие информации. Особое место занимает умолчание, то есть сокрытие правды. Иногда его нельзя считать разновидностью лжи, но во многих случаях оно оказывается ничуть не лучше прямой лжи. По сути, человек, выбирающий умолчание, под тем или иным предлогом самоустраняется от борьбы со злом, отказывается от разоблачения не им созданной лжи. Конечно, это приносит меньший вред, чем прямое пособничество злу, но зато такой отказ от активного вмешательства в происходящее дает возможность силам зла какое-то время действовать безнаказанно, усиливать свои позиции, копить силы для решительного удара. Правда, в некоторых случаях умолчание служит средством дезориентации служителей зла, не дает им развернуться в полной мере и в кратчайший срок. В такой ситуации оно, наверное, оправдано. Стоит, видимо, признать право на умолчание за людьми слабыми, не уверенными в своих силах, но не за теми, кто чувствует в себе достаточно сил для открытой и активной борьбы со злом. Существует также вынужденная ложь, когда человека тем или иным способом заставляют лгать. Например, с помощью пыток принуждают наговаривать на себя или других. Нетрудно понять, что источником этой лжи выступает не сам человек, а те, кто его пытает: они добиваются всего лишь повторения своей лжи, подписи под заранее подготовленной ложью. Грех этой лжи, несомненно, ляжет исключительно на палачей. Хотя достойны всяческого уважения те, кто не поддался им, кого не сломили пытки, не испугали угрозы, те, кто не согласился подписывать, но нельзя требовать этого от каждого человека, нельзя заставлять каждого совершать подвиг. Еще одна разновидность лжи — это так называемая «ложь во спасение» или даже «святая ложь». Именно такая ложь нередко не только не осуждается, но даже ставится в заслугу тому, кто ее распространяет и поддерживает. Иногда, правда, признают, что грех этой лжи ложится на человека, но такая его «самоотверженность» не только не осуждается, но и приветствуется, считается достойной восхищения. Мол, человек даже себя не жалеет во имя благой цели. В этой связи можно упомянуть о расхожем представлении, что человеку обязательно нужна вера, причем не столь уж важно, во что этот человек верит. Соответственно, любое крушение веры воспринимается в этом случае как безусловная трагедия, как то, чего надо стремиться избежать любыми средствами. Верить можно в какого-то человека, в его непогрешимость, всемогущество и всезнание, верить можно в идеологию, в ее абсолютную истинность и всесильность, верить можно какому-то учению — главное, чтобы хоть какая-то вера была, ведь без веры человек жить не может. Стоит также здесь вспомнить знаменитые слова Вольтера, о том, что если бы Бога не было, его следовало бы выдумать (а уж выдумщиков с разными вкусами, взглядами, целями и средствами всегда находится предостаточно). Именно как необходимую ложь воспринимают веру в Бога многие атеисты. И именно необходимой ложью считают веру в коммунизм многие из тех, кто прекрасно понимает всю порочность этой веры. В любом случае сторонники обязательной необходимости хоть какой-то веры предпочитают обходить вопрос о том, основана ли данная вера на истине, на действительном положении дел. По сути, они приравнивают веру в истину к вере в ложь. А ведь вера в ложь вполне может толкать человека на преступный путь, на служение злу. Вера, основанная на неполном знании, может в конце концов привести к разочарованию в жизни, когда откроется то, что ранее скрывалось. Даже вера в добро, основанная на поклонении отдельным людям, организациям, чисто внешним признакам, не может считаться абсолютным благом, потому что она непрочна, и при ее крушении человек может отшатнуться от прежних идеалов так, что неизбежно попадет в объятия сил зла. Так что вера только тогда совершенна, когда она основана на истине, когда человек ясно осознает предмет своей веры, и этот предмет совершенен. Речь, конечно, идет о вере в Бога, Творца нашего мира, основы и источника добра и противнике любого зла. И внешняя форма такой веры особого значения не имеет. А вот использование лжи для искусственного создания, укрепления и поддержания веры только ради того, чтобы хоть какая-то вера была, никак не может быть признано допустимым, ведь такая ложь ничуть не лучше любой другой. Более того, именно такая ложь порой представляет собой самую страшную разновидность, искажая истинную картину строения мира, взаимоотношений добра и зла. Классический пример «необходимой» лжи — это сокрытие от больного страшного, смертельного диагноза, чтобы не пугать его, не внушать ему мрачных мыслей, не приближать его конец. Многим это кажется гуманным, единственно верным решением, а правда представляется им в данном случае худшим из всех зол. В этой ситуации важны два момента. Во-первых, ни один из диагнозов не может считаться безусловно смертельным. Даже если врачи не ошибаются (а ошибки их, увы, встречаются на каждом шагу), даже если болезнь действительно крайне опасна, шансы на спасение есть всегда, ведь случаи чудесного исцеления самых безнадежных больных встречаются гораздо чаще, чем принято считать. И медицинская статистика сильно лукавит: врачи скорее согласятся признать, что диагноз был ошибочным, что смертельной болезни не было, чем констатируют внезапное и полное излечение, тем более, если излечение это наступило не в клинике, оснащенной новейшей аппаратурой, не вследствие применения последних научных методов, а в результате помощи какого-нибудь недипломированного целителя или просто самопроизвольно. Так что смертный приговор, вынесенный врачами, больной ни в коем случае не должен воспринимать как окончательный и не подлежащий обжалованию. Скептицизм в данном случае более чем уместен. Конечно, врач не должен внушать больному ложную веру в то, что мнение официальной медицины всегда безошибочно, что врачи всегда и полностью контролируют ситуацию, что ничто и никогда не может спасти человека, от которого отказались врачи. Стремление сохранить честь мундира не должно перевешивать желание спасти больного. Строго говоря, честный врач вообще никогда не должен выносить больному уверенный смертный приговор, он может говорить лишь о той или иной вероятности смертельного исхода. Во-вторых, когда человек близок к смерти, ему очень важно знать об этом правду. Часто само осознание грозящей опасности предельно мобилизует все возможности организма. Например, известны чудеса силы и ловкости, проявляемые людьми на пожаре, при внезапной встрече с хищными зверями, на войне. Человек при мгновенной концентрации своих сил способен на такое, о чем он сам и не подозревает. Тем более, на победу над болезнью. А вот когда врачи постоянно скрывают правду, внушают больному, что все у него в порядке, что лечение дает прекрасные результаты, человек расслабляется и позволяет болезни все сильнее разрушать себя. К тому же даже в случае наихудшего исхода, смерти человека, ему все равно лучше знать о ее приближении заранее, чтобы подготовиться к ней морально, а также сделать необходимые распоряжения своим близким. Ведь смерть — это одно из важнейших событий нашего земного бытия. И не случайно с ней всегда было связано множество религиозных обрядов. Но в любом случае не стоит смиряться со своей болезнью, позволять ей действовать по своему усмотрению, помогать ей в разрушении себя, призывать и приближать конец своего земного пути. Еще один популярный пример «необходимой» лжи — это сокрытие от усыновленного ребенка правды о его происхождении. На этом сюжете, как известно, строится огромное количество романов и фильмов. Многим подобная ложь кажется очень благородной, достойной всяческого одобрения. Но давайте разберемся, к каким последствиям она может привести в случае открытия правды. Прежде всего она нанесет сильнейший удар по отношениям приемных родителей и усыновленного ребенка. Простить ложь, тем более в таком важнейшем вопросе, способен далеко не каждый. К тому же раскрытая ложь всегда рождает подозрения, что была и другая ложь, а возможно, и не одна. Недоверие, подозрительность, отчуждение, а иногда и ненависть со стороны своего ребенка — вот что может ждать родителей, руководствовавшихся, казалось бы, самыми лучшими побуждениями. Полученная душевная травма может привести к болезни и даже к самоубийству. Но это еще не все. Любая ложь снижает устойчивость использующего ее человека к проискам сил зла, обезоруживает его, делает более уязвимым. Это только кажется, что человек может безнаказанно использовать ложь в своих целях, на самом же деле он автоматически попадает в зависимость от нее, начинает служить ей. Ведь тот, кто лжет, всегда боится, что его ложь откроется. А значит, он пойдет на многое, возможно, и на прямое преступление, чтобы правда не вышла наружу. Силам зла справиться с ним, поставить его себе на службу гораздо проще, чем того, кому нечего скрывать, кто не отягощен ложью. И делая злу все новые и новые уступки, крайне трудно удержаться от полной утраты своей свободы, самостоятельности своей личности. Кстати, в тех же романах и фильмах часто показывают, как, шантажируя родителей, угрожая им раскрытием тайны усыновления, преступники вымогают у них деньги, унижают их, толкают на преступления. Даже в случае отсутствия прямой и явной угрозы открытия правды родители постоянно мучаются, душевный покой их нарушен, не исключены и нервные расстройства. Так что не стоит ради сомнительного, непрочного, временного спокойствия ребенка подвергать его и себя таким опасностям. Как видим, даже в таких, казалось бы, бесспорных случаях «необходимой» и «спасительной» лжи далеко не все однозначно. Даже в этих ситуациях ложь несет в себе большую опасность как для того, кто ее распространяет, так и для того, ради которого она распространяется. В любом случае ложь содержит в себе семена разрушения мира, которые могут прорасти при малейшей возможности, при первом удобном случае. Существует одна разновидность неправды, которую тоже можно назвать ложью, но которая изначально не несет в себе зла. Речь идет о таких формах неправды, как притчи, сказки, легенды, устные небылицы, а также лучшая часть художественной литературы. То есть в данном случае используются вымышленные образы и ситуации, но не с той целью, чтобы ввести кого-то в заблуждение, чтобы выдать ложь за истину, навредить кому-то, а с тем, чтобы более доходчиво, доступно изложить свои взгляды, поделиться своими мыслями и убеждениями с другими. Именно притчи очень часто использовали в своих проповедях духовные учителя человечества, когда хотели на конкретных жизненных примерах объяснить сложнейшие основополагающие законы мира. Обязательное условие безвредности такой неправды — это понимание всеми, что речь идет именно о вымысле, о несуществующих героях и сюжетах. В противном случае даже она может принести прямой вред как автору притчи, так и слушателям или читателям, для которых она будет играть роль самой обыкновенной лжи. Правда, притчи могут быть основаны и на вполне реальных сюжетах, на вполне возможных ситуациях, несущих в себе глубокий сокровенный смысл. Тогда, конечно, они никак не относятся к неправде. Наверное, следует признать принципиально допустимой ту ложь, которая используется для борьбы со злом, которая служит для того, чтобы направить зло по ложному следу, чтобы замкнуть зло само на себя. Достаточно вспомнить знаменитого героя восточных сказаний Ходжу Насреддина, который наказывал зло именно этим способом. Но следует сразу оговориться, что такой метод борьбы доступен далеко не всем, так как он крайне опасен. Это все равно что гасить лесной пожар с помощью встречного огня, который при малейшей ошибке способен уничтожить все вокруг. Как в том, так и в другом случае важно не только исключительно точно выбрать момент, но и обеспечить взаимное притяжение зол, полное замыкание их друг на друга. Только выдающиеся личности, только истинно чистые люди, настоящие маги способны всегда четко и безошибочно определять те границы возможного, за которыми их ложь еще не превращается в дополнительное орудие зла, за которыми сам борец со злом не становится служителем зла. Не случайно, наверное, нам практически ничего не известно о реальных, а не легендарных и полумифических героях, которым бы удавалось успешно применять этот метод в течение сколько-нибудь длительного времени. К тому же для применения этого метода требуются особые условия, нужен полный контроль над окружающей действительностью. Естественно, применять его можно только против людей, сильно пораженных злом. И, конечно же, такая ложь должна быть узконаправленной и не выходить за пределы бытовой лжи. Так что широкое внедрение данного метода совершенно невозможно, и считать его всегда допустимым для себя могут только крайне самоуверенные люди. Ложь всегда порождает другую ложь, которая необходима для того, чтобы скрыть первую. И эта волна саморазмножающейся лжи может распространяться неограниченно. И даже если мы уверены, что исходная ложь не принесет никакого вреда, ложь, порожденная ей, легко может выйти из-под нашего контроля. А ответственность нам придется нести не только за первичную ложь, но и за всю ту ложь, которую она за собой потянет. Ложь также неминуемо порождает страх, что эта ложь откроется, а порой и насилие, направленное на то, чтобы не допустить разоблачения лжи. Точно так же каждая вторичная ложь тоже рождает свой страх и свое насилие. Ложь также порождает гордыню, убежденность в своей исключительности, в своем уме, позволяющем обводить вокруг пальца других людей, в своей способности поставить себе на службу даже силы зла. В результате распространение зла может принять вид неуправляемой цепной реакции, и самая безобидная неправда способна привести в конце концов к катастрофическим последствиям. Именно поэтому зороастрийцы огромное значение придавали именно умению говорить правду, обходиться без лжи, чему и учили своих детей с самого раннего возраста.
Наконец, о гордыне. Прежде всего, не стоит смешивать понятия гордыни и гордости, так сказать, в бытовом смысле. Настоящая гордыня обязательно предполагает отделение себя от мира, противопоставление себя миру, бунт против законов мира, активное противостояние миру и стремление переделать его по своему усмотрению. И вовсе не обязательно речь идет об индивидуальной гордыне, о гордыне одного человека. Ничуть не реже встречается гордыня различных объединений людей, целых стран, народов, да и всего человечества в целом. Примерами могут служить увлечение идеей мессианизма, национальной исключительности того или иного народа или объявление интересов человечества высочайшей и безусловной ценностью. Во всех этих случаях человек или люди осознают себя одинокими, незаслуженно обойденными, уязвимыми, окруженными враждебными силами всего остального мира, с которыми обязательно придется бороться, причем неизбежна борьба на уничтожение. То есть предполагается прямое или косвенное признание неправильности, ущербности мироустройства, несовершенства Творца, которое ведет к бунту и стремлению мир переделать. При этом считается абсолютно естественным отказ от любых сдерживающих моральных норм, которые рассматриваются как вредные сказки, обман и «опиум для народа». Необходимое условие истинной гордыни — это уверенность в собственной безгрешности, убежденность в том, что самому человеку (или соответственно группе людей, народу, человечеству) вовсе не требуется изменяться, совершенствоваться, очищаться от внутреннего зла. Гордыня в отличие от страха и лжи, вообще говоря, не предполагает прямо каких-нибудь активных действий. Она представляет собой скорее внутренний настрой, моральную готовность к совершению зла, мысленное согласие на разрушение мира для достижения своих целей, поэтому ее можно назвать потенциальным злом. Гордыня в своем законченном виде полностью изолирует совесть человека, заставляя ее молчать, поражает дух человека, что чисто внешне может никак и не проявляться. Она создает условия, готовит почву для воплощения зла. В дальнейшем гордыня может привести (и, как правило, приводит) к практической реализации самим носителем гордыни идей зла с использованием для этого лжи, страха, насилия, других приемов разрушения мира. Однако в худшем случае гордыня порождает крупнейших теоретиков зла, которые сами остаются в стороне, не принимают прямого участия в разрушении, но дают при этом начальный толчок разрушительным процессам огромной силы. Речь идет о создателях разнообразных лжеучений, которые подготавливают десятки, сотни, тысячи своих учеников и последователей, готовых воплотить эти лжеучения в жизнь. Такая глобальная гордыня может в конечном счете принести миру гораздо больший вред, чем самые страшные страх и ложь, так как она порождает столько страха и лжи, что их порой хватает на века. Обосновывать необходимость гордыни в этом, истинном смысле слова решаются немногие. Ведь признать, что кто-то другой имеет право на гордыню, более того, обязан иметь гордыню, это все равно что согласиться, чтобы он тебя презирал, все равно что объявить себя частью массы, главной целью которой является нанесение вреда носителю гордыни. На это способен пойти далеко не каждый. В результате получается, что говорить о необходимости гордыни может только тот, кто сам на эту гордыню претендует, кто именно за самим собой оставляет право отделиться от мира, презирать и ненавидеть мир. Таких людей тоже не так уж много, так что проповедь индивидуальной, личной гордыни, как правило, не имеет особого успеха. Гораздо большую популярность имеет гордыня не индивидуальная, а коллективная, ставящая в центр мира не одну выдающуюся личность, а некоторое сообщество людей: партию, класс, людей одной национальности, расы, да и все человечество. Такие взгляды легко могут разделить широкие массы людей без всякого ущерба для своего самолюбия. Ведь для того, чтобы принадлежать к «элите» не требуется практически никаких усилий. Даже сам факт рождения может поставить человека в положение героя, достойного всяческого поклонения, имеющего право руководствоваться только своими собственными интересами, совершать любые поступки, включая уничтожение всего мешающего и кажущегося несовершенным. Для теоретического обоснования необходимости такой гордыни обычно создаются лжеучения, которые иногда получают широкое распространение, успешно одурманивают людей долгое время. Классическим примером может служить марксизм, провозгласивший центром вселенной, избранным классом пролетариат, принадлежность к которому, якобы, автоматически поднимает человека над серой массой обывателей и дает ничем не ограниченное право распоряжаться судьбами всего человечества. Отметим, что к реальному пролетариату этот идеальный пролетариат Маркса не имел практически никакого отношения. Однако наиболее популярным является другое учение, возникшее в последние века и не имеющее столь явных теоретиков. Речь идет об объявлении высшей мировой ценностью человечества в целом, общечеловеческих интересов. Очень многим такое учение кажется не только чрезвычайно привлекательным, но и единственно возможным. Они искренне убеждены, что именно в нем состоит высшая истина, что именно это учение призвано заменить в наше «просвещенное» время все религии, придуманные нашими «темными» предками. Однако нетрудно понять, что даже такая всеохватывающая гордыня все равно остается гордыней, все равно она отделяет от мира какую-то часть и сталкивает ее со всеми остальными частями. А так как любая гордыня слепа, она не позволяет понять свои истинные интересы, которые в действительности никогда не расходятся с интересами мира в целом. Плачевные результаты неправильно понятых интересов человечества мы начали понимать только в последние десятилетия, когда заметили, насколько мы разрушили все вокруг себя, и начали приходить к пониманию, что человек, человечество — это еще не весь мир, не самодостаточная система. Особый вид гордыни состоит в том, что кто-то объявляет себя избранником Бога, единственным достойным спасения, единственным, кому доступна истина. Несмотря на то, что в данном случае человек или группа людей считают себя по-настоящему верующими, искренне любящими Бога, гордыня не позволяет им заметить, что они служат уже не Создателю, а Разрушителю, не добру, а злу. Именно злу нужна рознь между людьми, именно зло заинтересовано в том, чтобы каждый мнил себя особенным, каждый был сам по себе, каждый искал свой особый путь и презирал при этом всех окружающих, объявлял их недочеловеками, неспособными понять высшие истины. Так что даже религия, призванная по самой своей сути приближать человека к Богу, может стать поводом для зарождения гордыни, для вступления на путь зла. И никакие слова, никакие обряды в данном случае уже не важны: гордыня ставит между человеком и Творцом непроницаемую стену даже в том случае, когда человек считает, что он отделяет себя только от других людей, а вовсе не от Бога. А если говорить о гордости, то ее вполне можно рассматривать как более легкий и менее опасный вариант гордыни. Однако при определенных условиях гордость легко может перейти в настоящую гордыню. В любом случае гордость предполагает некоторое возвышение над людьми, отстранение от них, пусть и неосознаваемое, но пренебрежение ими, унижение их. Это может быть гордость поэта, написавшего стих, гордость артиста, сыгравшего спектакль, гордость ученого, сделавшего открытие, гордость политика, победившего на выборах, гордость торговца, получившего большую прибыль, гордость спортсмена, установившего рекорд. Все равно: «Я» человека противопоставляется «серой массе». Гордый считает себя более совершенным, более достойным, более близким к идеалу, способным на то, что другим в принципе недоступно. Как правило, это сопровождается убеждением в том, что ему позволено то, что не позволено никому, что ему простится то, что не имеет прощения для других. Именно такие люди представляют для сил зла объект повышенного внимания, именно их соблазнить и поставить себе на службу гораздо проще. И именно с ними часто случаются страшные трагедии, когда вдохновение покидает их, когда кто-то другой покажет лучший результат, когда удача отвернется от них. Даже в самом обыденном, самом приземленном виде гордыня может иметь страшные последствия. Уязвленное самолюбие, стремление к самоутверждению, боязнь показаться слабым нередко приводят к настоящим трагедиям. Например, контролеры, задержавшие в автобусе безбилетника, убивают его только потому, что он отказывается платить штраф да еще смеет дерзить. Сумма штрафа в данном случае не имеет никакого значения, к торжеству зла ведет именно гордыня. Другой пример. Милиционеры, задержавшие человека, у которого не оказалось с собой документов, избивают его до потери сознания только потому, что он начинает настаивать на своих правах и ведет себя недостаточно почтительно. Здесь дело не в том, нарушен закон страны или нет, дело в гипертрофированном самолюбии, в гордыне. А сколько зла совершается потому, что люди «идут на принцип», пусть даже и себе в ущерб, лишь бы только самоутвердиться, лишь бы показать себе и другим, что с ними надо считаться. Например, вахтер часами может не пропускать посетителя только потому, что тот ему просто не понравился, хотя ему может за это грозить наказание от начальства. Или продавец, оскорбленный придирчивостью покупателя, грубо отказывается ему продавать свои уже начинающие гнить фрукты. А конфликты в автобусе, доходящие порой до драк, начинаются обычно с того, что входящему человеку кажется, что уже вошедшие из вредности не проходят вперед. Впрочем, с подобными вспышками гордыни каждому приходится сталкиваться ежедневно. Гордыня часто влечет за собой ложь, нужную для обоснования гордыни, максимального возвышения себя при максимальном унижении других. Она может порождать и страх разоблачения, разрушения гордыни, страх возможного унижения, страх оказаться опять среди «серой массы». Порой гордыня приводит и к насилию с целью самоутверждения, доказательства своей исключительности, просто из пренебрежения интересами окружающих. Опять же один первичный грех влечет за собой два других.
Нередко можно услышать, что зло необходимо нам для того, чтобы мы, борясь с ним, развивались. С одной стороны, это верно: для того нас и посылают именно сюда, чтобы мы уничтожали зло мира, исправляли свои же собственные прошлые грехи. Но, с другой стороны, отсюда вовсе не следует, что зло принципиально необходимо в мире, на самом деле мир и без него вполне может обойтись. Да и развиваться мы можем вовсе не только в борьбе со злом. Ведь когда человек до конца осознает свое истинное предназначение, свою роль в мире, зло становится для него только препятствием на пути, с которого он уже не свернет. К тому же надо учитывать, что далеко не каждое столкновение со злом идет нам на пользу. Это можно сравнить с тренировкой спортсмена: для достижения хороших результатов нагрузки не должны быть слишком маленькими, но и не должны превышать определенных пределов. То есть даже если мы будем целыми днями поднимать и опускать руки, мы не слишком разовьем их силу. Но не стоит также стремиться поднять, к примеру, грузовик. Это может закончиться тяжелой травмой или даже смертью. Не стоит пытаться перепрыгнуть пропасть в двадцать метров шириной — результат очевиден. Точно так же не всякая встреча со злом нам по силам, не в каждой ситуации мы сможем повести себя достойно, не отступая перед злом и не ломаясь под его ударами. Речь, конечно, не идет о том, что надо постоянно уклоняться от любых контактов со злом. Не все события мы можем предвидеть и планировать. И если уж зло встало на нашем пути, нам придется выбирать, как себя вести в конкретной ситуации. Тем более что в момент серьезной опасности все мы способны на то, что кажется абсолютно невозможным. Но нелепо, переоценивая свои силы, самому активно искать встречи с таким злом, которое явно сильнее нас.
В заключение этой главы остановимся на одном довольно универсальном критерии, который позволяет оценить, необходимо ли зло миру. Представьте себе, что вы — это мир, ваше тело, ваши мысли, ваши чувства, все ваши проявления — это различные стороны мира. А ваше разрушение — это зло, поражающее мир на всех уровнях. И теперь подумайте о том, нужно ли вам ваше разрушение, помогает ли оно хоть какому-то вашему органу, хоть какой-то вашей клеточке. Подумайте, заинтересованы ли вы в том, чтобы ваши органы, ваши клеточки враждовали друг с другом, уничтожали друг друга, отнимали бы друг у друга энергию или питательные вещества, вредили бы друг другу. Будет ли польза хоть одной вашей клеточке от того, что другая клеточка будет страдать от болезни, ослабеет, отомрет. Имеет ли хоть какой-нибудь смысл противостояние ваших клеток друг другу, стремление одной клетки запутать другую, запугать другую, поставить себя над другими. А ведь все мы, люди, как раз и являемся клеточками единого мира. Правда, данная аналогия неполна и неточна. Люди имеют свободу выбора, они имеют право ошибаться и исправлять свои ошибки. Но не надо пользоваться этим правом для разрушения организма в целом, не надо сознательно, а не по недомыслию вредить миру, ставить своей целью уничтожение мира, да еще и прикрывать свое зло рассуждениями о том, что без него никак невозможно, что мир без него жить не может.
ДОБРО И ЗЛО > КНИГИ > Добро и зло: выбор длиною в жизнь |