Оговоримся сразу, что все сказанное в этой главе касается в основном тех наук, которые претендуют на объяснение и даже переделку мира, то есть в первую очередь естественных и общественных наук. В данной главе не ставилась задача подробного и детального рассмотрения внутренних проблем науки как области человеческой деятельности, а также принципов организации научных исследований, что мало связано с темой этой книги. Предметом рассмотрения является прежде всего то место, которое наука занимает в современной жизни, тот образ науки, который вольно или невольно сформировался в нашем сознании, и который многие ученые активно поддерживают и распространяют.

Любой человек, изучающий опыт прошлого, так или иначе сталкивается с очень распространенным сейчас стереотипом о прогрессе человечества. Действительно, если принять эту гипотезу, если признать, что человечество действительно развивается, изменяется теми темпами, которые признает официальная наука, то возникает резонный вопрос о том, стоит ли вообще оглядываться назад. Ведь в этом случае вполне логично предположить, что так называемых «вечных ценностей» в принципе не существует, что для каждого нового этапа в нашем развитии должно быть сформулировано какое-то свое учение, включающее ту систему указаний, запретов, приоритетов, которая наилучшим образом соответствует данному моменту времени. И тогда, естественно, чтобы понять главные цели и задачи людей на данном (уникальном во всех отношениях и неповторимом) этапе, надо проанализировать экономическую, политическую, социальную и т.д. обстановку, определить, за что, с кем и кому следует бороться, чего добиваться, с кем объединяться, кому помогать именно в данный момент. Только в этом случае мы действительно поймем, как двигать прогресс дальше. А совесть — это всего лишь химера. А моральные принципы, якобы складывавшиеся тысячелетиями, здесь совершенно ни при чем, все они относительны и преходящи, а поэтому должны быть безжалостно отброшены и заменены соображениями целесообразности, особенностями текущего момента, классовым чутьем, интересами народа, страны или чем-то еще совсем новым, современным и прогрессивным. Ни о каких уроках истории, ни о какой мудрости веков не может быть и речи: все это уже устарело и представляет не больший интерес, чем детские сказки или развлекательные романы, в которых встречаются иногда умные мысли, но которые никому не приходит в голову принимать всерьез и использовать в реальной жизни. Причем чем дальше от нас тот или иной период, то или иное учение, тем меньше для нас ценность информации о них, тем меньше мы можем взять из них и применить на практике в наших современных совершенно неповторимых условиях.

То же самое относится и к науке, с которой как раз и связывают обычно понятие прогресса. Пусть даже ученые древности о чем-то гениально и догадывались, но современная-то наука, конечно же, знает гораздо больше и глубже. При этом сторонники такого подхода предпочитают не замечать, что со временем таких «гениальных догадок» выявляется даже в известных трудах древности все больше и больше, то, что раньше казалось полной нелепостью, оказывается вдруг глубокой истиной. Существование прогресса, его однонаправленность и непрерывность и здесь ни в коем случае не ставится под сомнение.

Наука в наше время вообще претендует на исключительное положение в обществе. Именно она считает себя вправе иметь мнение по любому вопросу, чего не позволено больше никому. Только наука берет на себя смелость не только объяснять все возможные события и явления, но и безапелляционно заявлять о том, что в этом мире возможно, а чего не может быть в принципе. Она дает заключения по любым вопросам: от строения мира в целом до взаимодействия элементарных частиц, от устройства техники до психологии человека, от происхождения жизни до принципов морали. При этом наука настойчиво требует, чтобы ее рекомендации без обсуждения принимались всеми людьми, в том числе, и правителями государств и считает свои заключения истиной в последней инстанции. Только она может что-то раз и навсегда доказать, а что-то раз и навсегда опровергнуть. И это несмотря на то, что сама наука довольно регулярно показывает всем свою несостоятельность в решении огромного числа жизненно важных вопросов. К тому же ее взгляды очень непостоянны. Все равно общественное мнение, как правило, упорно отводит ей роль высшего авторитета во всех делах.

А ведь на такое место наука претендовала далеко не всегда. Еще совсем недавно, до XVII века она была в подчиненном положении, она занималась исключительно своим собственным делом и даже не мечтала о роли высшего судьи. Но затем наша цивилизация окончательно выбрала путь развития техники, которая должна была быстро и коренным образом улучшить жизнь людей. А наука как раз и могла обеспечить создание все новых и новых машин. То есть основной приоритет был выбран, было найдено то «ключевое звено», которое обеспечивало скорейшее и эффективнейшее решение всех мыслимых и немыслимых проблем человечества. Так тогда всем казалось.

Но на практике все оказалось совсем не так просто. Развитие техники не только решало некоторые старые проблемы, но и порождало многочисленные новые, причем еще более сложные и, что немаловажно, ранее неизвестные. Решать эти возникшие проблемы были призваны, конечно же, новые, более совершенные машины. Таким образом круг замкнулся. Человечество все больше и больше попадало в зависимость от техники, технологии, а значит, и от науки. Сейчас уже отказаться от этого пути кажется нам немыслимым. Более того, именно этот путь считается сейчас единственно верным направлением развития человеческой цивилизации, а вся предыдущая история рассматривается только как подготовительный этап к нему, тысячелетиями создававший для него необходимые условия. Даже принятое деление на «развитые» и «развивающиеся» страны связано исключительно с тем, насколько каждая страна продвинулась по этому пути. И все страны должны повторять этот путь, пусть и различными темпами.

А по сути все развивалось (и развивается до сих пор) по классическому сценарию действия сил зла. Первоначальная идея о противопоставлении человека Богу, миру в целом породила ложь об изначальной враждебности мира, и следовательно, о необходимости срочно изучить его (врага надо знать!), причем не просто изучить, а свести его к набору простых схем, примитивных моделей. Но самое главное, что целью этого самого изучения были вовсе не сами знания, не лучшее понимание всего происходящего, а скорейшая и немедленная практическая переделка «страшного», «опасного» и «несо­вер­шенного» мира, покорение его, борьба с ним, а в действительности — самое настоящее разрушение его. Как видим, все три лика зла при этом задействованы напрямую, причем работают они дружно и согласованно.

Но вернемся к понятию прогресса, и роли науки в нем. Отметим, что в задачу этой книги не входит подробный анализ этого глубочайшего заблуждения нашего времени. К тому же существует немало литературы, посвященной данному вопросу. Но в то же время совсем не уделить ему внимания было бы, наверное, неправильно. Поэтому остановимся всего лишь на нескольких фактах, которые, конечно же, никого не переубедят, но могут дать кое-какую пищу для дальнейших размышлений.

Прежде всего надо отметить, что понятие прогресса в современном понимании относится ко всем областям жизни: к живой природе, к человеческому обществу, к культуре, искусству, технике и т.д. Что касается технического прогресса, то его существование, особенно в последние два века, отрицать смешно. Здесь все понятно, кроме того, нужен ли он нам в таком виде как сейчас, когда ему в жертву приносится все, что ему нужно, включая природу и человека. Положение о существовании прогресса в живой природе, в частности, истинность дарвиновского учения о происхождении видов, оспаривается в наше время довольно часто и оспаривается, отметим, очень убедительно. То же самое можно сказать о прогрессе в искусстве: вряд ли кто-нибудь всерьез возьмется утверждать, что, например, искусство Древней Греции хоть в чем-то менее совершенно, чем современное, тут даже сравнивать не приходится.

Но положение о том, что имеется прогресс в развитии общества, причем прогресс очень стремительный, буквально при жизни одного-двух поколений, обычно принимается без обсуждения. При этом считается, что как отдельные люди, так и общество в целом с течением времени несмотря на некоторые трудности успешно развиваются, совершенствуются, улучшаются, и вот-вот все будет совсем хорошо (правда, конкретные черты этого будущего рая земного разные люди видят по-разному). А жалкие попытки отдельных ученых, писателей, публицистов показать пагубность всего пути современной цивилизации воспринимаются скорее как предостережения от перегибов и призывы сделать жизнь еще лучше, чем она есть сейчас. Интересно, что в наше время идея прогресса практически всегда поддерживается любыми правителями государств независимо от их политических и экономических взглядов. Конечно, ведь им крайне важно понятие пути (хоть какого-то, но пути), им надо обязательно показать, что их правление продвинуло или совсем скоро продвинет страну вперед по этому всем известному и всеми признанному пути.

В качестве основного критерия прогресса наиболее часто его сторонники называют освобождение человека, причем освобождение здесь понимается в широком смысле слова: от зависимости от природы, от угнетения, от предрассудков и заблуждений и т.д. Не будем сейчас останавливаться на том, всегда ли свобода — несомненное и безоговорочное благо, посмотрим, каковы реальные результаты нашего продвижения к обозначенным целям.

Итак, считается, что в древности человек был чрезвычайно зависим от природных условий, от стихийных сил, был беззащитен перед ними, боялся их, и задачей его было освободиться от этой зависимости. О представлениях древних мы поговорим чуть позже, а сейчас о том, что мы имеем в настоящее время. Активно покоряя и преображая природу, мы погубили уже довольно значительную ее часть. Разрушив естественную и дружественную человеку среду обитания, мы пытаемся теперь создать другую, искусственную, которая получается гораздо хуже и, что немаловажно, значительно дороже. К тому же искусственная среда оказывается ненадежной, очень хрупкой и совсем не может самовосстанавливаться в отличие от естественной. Более того, привыкший к этой неестественной среде человек оказывается гораздо беззащитнее перед ударами все той же природной стихии, чем его далекий предок. Так, известны случаи, когда простое отключение электричества в крупных городах развитых стран (на считанные дни или даже часы) немедленно приводило к резкому увеличению смертности людей, привыкших за долгие годы к искусственному комфорту, и не представляющих себе жизни без него. Страшно представить, что ждет жителей так называемых цивилизованных стран в случае действительно серьезных крупномасштабных стихийных бедствий, вероятность которых отнюдь не уменьшилась в наш век научно-технического прогресса. Задача же предотвращения таких бедствий или даже надежного предсказания их наукой еще не решена и, скорее всего, не будет решена в сколько-нибудь обозримом будущем.

Еще один интересный факт о «защищенности» современных людей от природы. Сейчас в развитых странах до 60—90 процентов людей близоруки, а в неразвитых странах Африки — всего лишь 2—3 процента. И кто же лучше защищен?

Многоступенчатая очистка загрязненной нами же природной воды, фильтрация и кондиционирование воздуха, создание искусственной почвы взамен утраченной естественной, попытки перехода на искусственную пищу — на все это расходуются громадные силы и средства, хотя еще не так давно все это мы имели в избытке и при этом в естественной, первозданной чистоте. К тому же современные люди несмотря на все широко провозглашающиеся успехи медицины почти поголовно страдают целыми букетами разнообразных болезней, что также отнюдь не способствует их сопротивляемости неблагоприятным внешним воздействиям. Так что освобождение от природы получилось какое-то странное. Это не освобождение, а, скорее, изоляция, причем не очень надежная.

Теперь об освобождении от предрассудков. Всякий непредвзятый исследователь легко обнаружит, что в наше время существует огромное количество всевозможных идеологических штампов, стереотипов, заблуждений и предрассудков. Как раз в этом смысле древним действительно далеко до нас. Причем наиболее живучи из этих предрассудков те, в которых заинтересованы люди, имеющие власть в обществе, в науке, даже в религии. Более того, если в прежние времена каждый человек заблуждался по-своему, индивидуально, в одиночку или вместе со сравнительно немногочисленными единомышленниками, то сейчас благодаря радио, телевидению, книгам, газетам, видео, а теперь еще и всемирным компьютерным сетям стереотипы молниеносно распространяются на огромные массы людей, на целые государства, на весь мир и успешно поддерживаются годами и десятилетиями, то есть столько, сколько нужно. Можно сказать, что в наши дни если уж мир сходит с ума, то обязательно стройными колоннами и быстрым шагом, даже бегом. Заблуждения распространяются быстрее, чем эпидемия гриппа. В результате мы имеем сильно искаженные представления о своем прошлом, о настоящем, о грозящем нам возможном будущем, не говоря уже о вечных ценностях, о которых мы предпочитаем вообще не вспоминать публично.

А что касается освобождения от угнетения... Эта высокая цель была провозглашена успешно достигнутой при социализме, «научно обоснованном» общественном строе, при котором остается только один шаг в «царство вечной свободы» — коммунизм. Собственно говоря, ради этого самого освобождения социализм и создавался. Совсем недалеко то время, когда эта идея имела огромное число сторонников даже среди самых образованных людей мира. А что же мы имели в реальности? Вместо отдельных хозяев и их работников мы получили тех же самых работников и необъятную пирамиду надсмотрщиков. Причем если хозяин мог улучшить условия труда, отпустить работника, наконец, продать его другому хозяину, то есть он хоть что-то решал, то надсмотрщики вообще ничего не решают. Они являются такими же рабами безликой, жесткой идеологической системы вплоть до самого верха пирамиды. Отметим, что любому надсмотрщику во все времена прощалось увеличение угнетения работников, ограничение их свободы, но любое действие по уменьшению давления на работников всегда считалось нерадивостью и не прощалось ни в коем случае. Реальное увеличение свободы человека здесь может заметить только обманутый сам или пытающийся обманывать других.

Между прочим, повсеместное и широкое распространение рабства в древнем мире — одно из стойких заблуждений нашего времени. В действительности рабы в известных нам странах древнего мира никогда не составляли не только большинства, но даже сколько-нибудь значительной части населения. То же самое — с крепостными крестьянами. Их количество, например, в Российской империи никогда не превышало половины населения. Однако почему-то именно по наличию этих групп населения общественный строй характеризуется как рабовладельческий или феодальный, крепостной. А ведь в гораздо более близкие к нам времена доля рабов или крепостных была порою гораздо больше. Но это считается неестественным, пережитком прошлого, недоразумением, тогда как для наших предков это было, якобы, вполне приемлемым, и они, мол, не могли представить себе иного положения вещей. Заученные еще в школе признаки рабовладельческого и феодального строя мы почему-то не хотим попробовать применить к современности.

Но может быть, при коммунизме, после достижения поставленной его основоположниками цели всеобщего освобождения все будет по-другому? Ведь нам было уверенно, твердо и авторитетно обещано, что тогда несомненно реализуется долгожданный принцип «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». И ведь достигнуть этого на самом деле довольно просто: нужно только, чтобы кто-то точно определял способности всех людей и их потребности, а также внимательно следил, чтобы все работали именно по своим способностям и никак не меньше, а получали именно по своим потребностям и никак не больше. Отступников (если такие вдруг появятся) следует примерно наказать и доходчиво объяснить им, что на самом деле они совсем неправильно понимают как свои способности, так и свои потребности. Армия надсмотрщиков при этом, правда, понадобится еще больше, чем при уже знакомом нам социализме (а то ведь слишком многие могут неправильно оценить себя), но, видимо, способности надсмотрщиков будут именно в этом важнейшем деле, ни на что другое, как только на учет и контроль, они, наверное, способны не будут. Вопрос только в том, кто в таком случае будет контролировать потребности этих самых надсмотрщиков. Наверное, они сами. Или же более высоко стоящие надсмотрщики. И всю эту пирамиду опять же придется кормить народу, который должен быть на это способен и хотеть этого. Даже если при этом и будет достигнуто обещанное всеобщее материальное изобилие, то не слишком ли велика цена за это?

Поклонники идеи прогресса человечества не только провозглашают существование непрерывного и неуклонного развития, но и объявляют его главной и единственной целью нашей жизни. То есть мы все как один должны жить и работать именно для того и исключительно для того, чтобы еще более продвинуть, ускорить и сделать необратимым этот самый вожделенный прогресс. Причем этой “возвышенной” цели мы должны принести в жертву все: самих себя, других людей, окружающую природу, короче, весь наш мир. Вот уже который год (и даже который век) нам постоянно пытаются внушить, что те трудности, которые мы преодолеваем, обязательно обеспечат лучшую жизнь нашим детям (а еще лучше — нашим внукам и правнукам), что мы должны положить свою жизнь, здоровье, свои интересы, свои способности, свои устремления на алтарь прекрасного и далекого будущего. Во имя этого будущего нас призывают не жалеть ничего: ни “темного” прошлого, ни несовершенного настоящего, ни вечных ценностей.

Хорошо, допустим, сторонники прогресса правы. Допустим, что ценой невероятных и продолжительных усилий мы все-таки создадим рай земной. Но будут ли счастливы наши дети и внуки, осознавая, что их счастливая жизнь куплена такой дорогой ценой, ценой жизней их предков? А ради чего надо будет жертвовать своими жизнями им? Или они будут только спокойно пожинать плоды наших усилий? Будет ли их сытая и богатая жизнь, замешанная на крови их родных, так уж безмятежна? Не будет ли это пляской на костях? Не будет ли их мучить совесть? Кстати, а почему надо говорить только об их собственных предках? Разве счастливая жизнь одних людей может быть построена на жизнях миллионов тех, кто просто не согласен с предполагаемым будущим устройством идеального общества? Обо всех этих вопросах не мешает помнить тем, кто отказывает себе во всем, отдает все свои силы “счастливому будущему”. Впрочем, если мы будем продолжать идти теми же темпами и в том же направлении, то счастливого будущего нашим потомкам увидеть не удастся: все уже будет разрушено нами, еще до их рождения. И настоящей заботой об их интересах была бы как раз нормальная человеческая жизнь без стремления решить глобальные задачи коренной переделки мира, который, между прочим, изначально был прекрасно приспособлен для нас.

Вообще надо сказать, что поклонники идеи прогресса человеческого общества относятся к нашим (да и к своим тоже) предкам очень неуважительно, хуже того, с большим презрением (наверное, за то, что те не смогли приспособить мир для нас, не создали нам счастливой жизни). Достаточно почитать многие научно-популярные книги, посвященные борьбе с суевериями и предрассудками. Например, как объясняется представление о том, что подкова приносит счастье? Оказывается, наивные древние люди считали, что железо отгоняет злых духов, также защищает от них и лошадь, а следовательно, особенно успешно это делает подкова. Читая такое, так и видишь перед собой туповатого мужика, который тащит к себе в дом любую железяку и кланяется в ноги каждой встреченной лошади. Или еще: откуда идет боязнь числа 13? Все просто: раньше в качестве основы счета использовалось число 12, а то, что было за двенадцатью пугало и страшило недалеких и недоразвитых людей. Конечно, как могли наши предки уметь считать больше, чем до 12? Разве им нужны были большие числа, чтобы посчитать количество своих каменных топоров?

Представление о низком развитии древних людей глубоко въелось в наше сознание. Вспомним, как все мы, особо не задумываясь, восхищаемся, узнав, что какая-то умная мысль высказывалась кем-то, к примеру, «еще в XVII веке», не говоря уже о временах задолго до начала нашей эры. И, что интересно, это касается не только вопросов технического характера, что как-то еще можно объяснить, но и искусства, философии, психологии, заслуги древних в которых вообще-то общепризнанны. А когда мы видим какое-нибудь дикое племя, живущее в Африке или Южной Америке, мы все почему-то тут же единодушно и радостно соглашаемся, что именно такими были и мы сами еще совсем недавно, каких-нибудь несколько тысячелетий назад.

А ведь если принять гипотезу прогресса человечества в его современном понимании, то получается, что наши предки были гораздо глупее не только нас, современных людей, но и многих животных. Так, важным шагом в развитии человека считается переход от собирательства к земледелию и от охоты к скотоводству. То есть предполагается, что земледелие и скотоводство в принципе доступны только достаточно высокоразвитым людям. Однако, может быть, не всем известно, что и то и другое встречается среди таких «умных» животных, как... муравьи. Они вполне профессионально выращивают некоторые злаковые культуры (то есть расчищают площадку, сажают семена, пропалывают всходы, убирают и успешно сохраняют выращенный урожай), культивируют грибы, а также разводят тлей, сладким «молоком» которых питаются (то есть пасут их, охраняют от врагов). Так что вполне можно считать их земледельцами и скотоводами. Неужели наши предки были глупее? Неужели они долгие тысячелетия не могли понять преимуществ земледелия и скотоводства? И ссылки на инстинкты здесь совершенно ни при чем: у людей тоже есть инстинкты, а у муравьев с чего-то же все это началось. Не научились же муравьи этому от человека!

Кстати о преимуществах скотоводства. Не так давно сообщалось, что согласно последним исследованиям, вместо того, чтобы пасти северных оленей, перегоняя их в соответствии с последними научными рекомендациями с пастбища на пастбище, гораздо выгоднее предоставить их самим себе и время от времени отлавливать нужное число оленей. То есть надо перейти от скотоводства к охоте. Как ни странно, животные в этом случае прекрасно обходятся без вмешательства человека и точно знают, когда, куда и зачем им идти, численность их при этом заметно увеличивается, а здоровье улучшается (инте­рес­но, сколько диссертаций было защищено на тему наиболее рационального и оптимального оленеводства?). Еще одно недавнее «открытие» из близкой области: если телят не отлучать от коров, то они без дорогих телятников и многочисленных заботливых телятниц (как принято сейчас) развиваются, как ни странно, гораздо лучше. А если еще не держать коров постоянно в стойлах, а пасти их на лугах (какое смелое предложение!), то уменьшается заболеваемость, растут удои, упрощаются проблемы доставки кормов и уборки навоза. Как видим, и в данном случае активное вмешательство человека только создает дополнительные трудности, которые потом приходится преодолевать с большим трудом (впрочем, как раз это мы любим и умеем).

Несомненным признаком прогресса также считается переход к активному преобразованию природы в сельском хозяйстве, к так называемому интенсивному земледелию. Но ведь известно, что оросительные каналы были распространены уже в Древнем Вавилоне (по мнению известного историка Л.Н. Гумилева, именно они-то и погубили эту цивилизацию, вызвав сильное засоление почв). А в древних цивилизациях Америки сооружали не только каналы и террасы на горных склонах, но даже искусственные плавучие острова, на которых выращивались нужные растения (этого нет и в наше время).

Еще один всем известный признак прогресса: раньше люди жили в пещерах, а потом стали строить дома. Но даже звери, птицы, некоторые рыбы, насекомые строят гнезда, роют норы и т.д. (а если есть удобная пещера, то почему бы ее не использовать?) Заметим кстати, что дошедшие до нас постройки древних людей поражают своим совершенством. Достаточно вспомнить египетские и американские пирамиды, древние храмы. Между их каменными блоками и сегодня не входит даже лезвие бритвы (а между плитами современного панельного дома свободно можно просунуть руку). А долговечность? Сейчас строят в лучшем случае на пятьдесят — сто лет, а раньше — на многие века и тысячелетия. Интересно, что в наши дни примерно одинаковыми темпами разрушаются дома, построенные как двести лет назад, так и сто, пятьдесят и даже двадцать пять лет назад (впрочем, последние и не особенно жалко). Так что непрерывный прогресс в строительстве идет все нарастающими темпами!

Достижениями последних веков многим кажутся ставшие привычными сегодня бытовые удобства: водопровод, отопление, канализация. Но даже в раскопках древних городов начала нашей эры археологи находят остатки этих сооружений (и надо сказать, довольно совершенных даже по современным меркам). Например, в некоторых древних городах использовались водонапорные башни, а в каждый дом по трубам подавалась не только горячая и холодная вода (как сейчас), но и теплая. Подавалась вода также и в бассейны, и в общественные бани. Но мы предпочитаем этого не знать, мы обычно любим вспоминать только об упадке гигиены в средние века, когда было распространено убеждение, что вода  вредит  коже  человека,  поэтому  умываться  надо не чаще, чем раз в неделю. Еще бы: пример средневековья подтверждает наши достижения и вполне укладывается в концепцию прогресса (к слову, это касается не только гигиены, в средние века многое из прошлого было забыто).

А сколько секретов древних мастеров утеряно и, может быть, навсегда... Достаточно вспомнить легендарный булат, сабли из которого легко рубили металл и в то же время могли оборачиваться вокруг пояса человека, не ломаясь. Наточить его можно было так, что тончайший платок, падая на лезвие, сам рассекался на две части. Уникальное сочетание свойств древнего булата (огромная твердость и превосходная гибкость) не удается получить сегодня никакими современными методами, включая лазерную плавку. Ювелирное мастерство наших предков также на голову выше современного. Все ювелиры мира признают, что даже повторить (не то что превзойти) многие изделия древних мастеров просто невозможно несмотря  на  все  имеющиеся  сейчас  технические  средства  и  приспособления.  И  это,  заметим,  примеры  из области техники, успехами в которой мы так привыкли гордиться.

Признаками прогресса нередко называют также разделение труда (встречается у пчел, муравьев), использование орудий труда (доступно птицам, обезьянам), но признаваемый многими венец прогресса — товарно-денежные отношения. Уж они-то встречаются только в высокоразвитом обществе: дикие люди могли только обмениваться плодами, шкурами и примитивными инструментами. Однако недавние опыты с обезьянами показали, что даже они довольно быстро осваивают обмен с участием денег. Причем понимают, что за синие треугольники можно получить бананы, а за желтые кружки — орехи. Более того, вскоре они уже «покупают» себе нужную еду даже друг у друга без всякого участия человека и ко взаимному удовлетворению. Отметим здесь же, что изобретение рычага нередко связывают с именем Архимеда, одного из умнейших людей Древней Греции, а между тем его используют (и очень эффективно используют) даже неопытные подростки шимпанзе.

Нам сейчас кажется, что наша цивилизация — это вершина развития человечества, и она будет существовать и развиваться вечно, если только не исчезнет вместе со всем человечеством после ядерной войны. Конечно же, ведь мы имеем огромный запас прочности, многолетний опыт преодоления самых различных кризисов и других опасностей. Да, точно так же, наверное, рассуждали многие представители развитых древних цивилизаций, например, древние инки, потомки которых сейчас ведут самую примитивную жизнь и не сохранили ничего из богатейшего наследия своих предков. Это наблюдая за жизнью таких дикарей, ученые сделали вывод, что раньше так же жили все люди, но потом некоторые из них резко поумнели и развились больше других (то есть пошли по пути прогресса). Между прочим, вполне возможно, что именно по следам стоянок этих дикарей люди будущего как раз и будут судить об уровне развития человечества в наше время. Может быть, как раз они-то и выживут после глобальной катастрофы. А что сохранилось от древней цивилизации майя, кроме развалин их прекрасных городов? Смогли ли уберечь свои цивилизации жители Древней Индии, Древнего Китая, Древней Греции, Древнего Египта? А ведь они тоже в свое время казались всем и самим себе могущественными, умнейшими и непобедимыми.

А как же наука? Да, у современной науки есть определенные достижения, но далеко не все они бесспорны. Два небольших примера.

При хирургических операциях в развитых странах для обезболивания и наркоза применяется большое количество медикаментов, созданных развитой фармацевтической промышленностью, и сложнейшая аппаратура, которая контролирует состояние усыпленного больного. Тем не менее, как всем известно, совсем нередки случаи разнообразных посленаркозных нарушений в работе мозга больных. А вот с помощью древних методов иглоукалывания, до сих пор применяющихся, например, во Вьетнаме и других странах, обезболивания достигают всего-навсего введением нескольких игл в специальные точки. При этом проводят такие сложные операции, как, например, резекция желудка, а больной все время остается в полном сознании, разговаривает и улыбается. Для нас это звучит фантастично, но это действительно так. Естественно, никаких осложнений, никаких нарушений работы мозга при этом не бывает.

Та же ситуация сейчас с диагностикой. Для нее постоянно создаются все новые и новые методы, разрабатываются сложнейшие приборы и установки, просвечивающие человека всем, чем только можно, изучающие его электрические импульсы и потенциалы, проводящие многочисленные анализы. Медики даже не успевают изучать и осваивать эту аппаратуру. А ведь в древней тибетской медицине существовал и существует до сих пор метод пульсовой диагностики, при котором врач, прослушав в течение нескольких минут пульс больного, безошибочно ставит диагноз без всяких приборов. Правда, для этого врач должен учиться двадцать лет, но, может быть, нам стоит изменить направление обучения медиков именно в эту сторону? Пусть они учатся именно медицине, а не работе с медицинскими приборами. Пусть они будут настоящими и умелыми врачами, а не примитивными операторами, умеющими только нажимать в нужной последовательности нужные кнопки. Тогда, возможно, не придется развивать технику для доставки больных в стационар даже при самых простых случаях, помощь всегда будет оказываться на месте.

Между прочим, сейчас довольно много сил и средств уходит на то, чтобы научно исследовать известные методы древних врачей с целью «выделить из них рациональное зерно» и «отбросить мистику». Но еще совсем недавно наука авторитетно заявляла, что никаких меридианов и активных точек, используемых древней акупунктурой, в теле человека не существует, так как не обнаружено никаких органов, которые им соответствуют. Тем не менее, воздействуя на эти точки иглами, прижиганиями или простым надавливанием, врачи успешно лечили многие болезни на протяжении тысячелетий. Несколько лет назад ученые открыли, что меридианы и точки действительно есть и именно в местах, указанных древними: они действуют, в частности, как световоды, проводя свет внутри тела с гораздо меньшими потерями, чем остальные ткани, причем активные точки — это выходы этих световодов (меридианов) на поверхность тела. И что же при этом изменилось? Методы древних продолжают успешно работать независимо от признания их современной наукой. Так может, не стоит пытаться проконтролировать древние методы, подправить своих неразумных предков, усовершенствовать на основании собственных представлений то, что прошло многовековую разностороннюю проверку на практике?

Немногим сейчас известно, что, например, древнеиндийские врачи знали о мельчайших, не видимых глазом существах, вызывающих и переносящих различные болезни, они делали чрезвычайно сложные хирургические операции, в том числе, и с трепанацией черепа, в одном тексте упоминается даже о пересадке сердца бычка человеку. Они прекрасно знали строение внутренних органов человека, но, что интересно, совсем не резали для этого трупы людей и живых животных, так как это считалось грехом. Так что с прогрессом в медицине тоже все обстоит далеко не так просто, как принято считать.

Многие ученые бьются над задачей выявления в известных с древности лекарствах так называемых «действующих компонентов» или «активных начал», благодаря которым, мол, лекарство и действует. Затем их пытаются выделить для усиления лечебного эффекта или даже синтезировать искусственно. Все остальные вещества считаются при этом пассивным или даже вредным балластом. Точно так же было в свое время с кофе и его «действующим компонентом» кофеином. Миллионы людей пьют кофе и чай без всяких вредных последствий для своего здоровья (естественно, речь идет о разумных количествах, так как в чрезмерных дозах опасна и вредна даже самая обыкновенная вода). А вот выделенный из кофе кофеин — это сильный наркотик, уже унесший многие жизни. То же самое можно сказать о вине и его “действующем начале” спирте. Многие долгожители, как известно, всю жизнь пили виноградные вина в умеренных количествах. Врачи сейчас говорят об пользе виноградного вина для сердечно-сосудистой системы. Но вот спирт — это довольно сильный яд, потребление которого в чистом виде быстро разрушает организм любого человека. Все дело в том, что в природных веществах различные компоненты находятся в оптимальном сочетании, и часто вредные свойства одного компонента компенсируются свойствами другого, так что выделять что-то одно не только не полезно, но даже и вредно. Даже, казалось бы, такие бесспорно полезные элементы питания, как витамины при передозировке легко могут вызвать болезнь (гипервитаминоз) в случае применения таблеток, но никогда не дают вредных последствий при употреблении их в составе естественных продуктов питания.

Еще совсем недавно считалось, что клетчатка, входящая в продукты питания — это бесполезный балласт (в отличие от полезных белков, жиров и углеводов), и поэтому надо всячески стремиться употреблять только продукты с минимальным количеством ее, а лучше — совсем не содержащие ее. Предполагалось даже создать в будущем специальные таблетки, каждая из которых заменяла бы собой весь суточный рацион (эта мысль неоднократно повторялась в научно-фан­тас­­тических романах). Однако в последнее время выяснилось, что недостаток в пище этой самой «бесполезной» клетчатки ведет к резкому росту желудочно-кишечных заболеваний, даже иногда к раку кишечника. В природе все сбалансировано, и не стоит человеку вмешиваться в это, он, как правило, все только портит.

И еще, если уж зашла речь о медицине. Кто-то очень удачно сравнил современные лекарства с кошкой, которая бросается за мышью (болезнью), все переворачивая и разрушая на своем пути. Даже если мышь поймана, цена этого — полный кавардак в комнате (нашем организме). Отметим, что этот образ применим только к действительно хорошим (в современном понимании) лекарствам. Многие другие действуют скорее как кошка, носящаяся по комнате как угорелая, все разбивающая и роняющая, но совершенно не интересующаяся мышью. Правда, мышь может случайно погибнуть под обломками, но гораздо чаще остается целой и невредимой. Это к вопросу об эффективности нашей медицины. Многие известные врачи признают, что современная медицина излечивает не более 20 процентов всех известных болезней, а в остальных 80 процентах случаев наблюдается только уменьшение отдельных симптомов болезней. При этом учтем еще, что значительная часть болезней сейчас — это результат лечения предыдущих болезней (как успешного, так и безуспешного). Ежегодно около 100.000 человек умирает от лекарств, а в США смертность от лекарств, назначенных врачом (!), стоит на третьем месте после смертности от онкологических и сердечно сосудистых заболеваний. Так что в любом случае больному еще стоит подумать, что безопаснее: лечиться или не лечиться.

А древнеарийские врачи владели секретом изготовления лекарства (индивидуального для каждого человека!), состоящего из 108 компонентов растительного и минерального происхождения, которое всего за три дня излечивало любую болезнь и, конечно же, без всяких вредных последствий и осложнений. Вот уж где был индивидуальный подход к больному, и лечение человека, а не болезни, о которых сейчас так часто говорят медики.

Интересно, что в наше время многие убеждены в том, что в древности продолжительность жизни человека была очень маленькой. Говорят, что даже в совсем недалеком прошлом люди жили намного меньше, чем сейчас. Что же говорить о более давних временах? Называются цифры даже в тридцать лет и менее. Конечно, при этом имеются в виду средние цифры, но широко распространено убеждение, что люди тогда практически не доживали до старости. Интересующимся этим вопросом можно порекомендовать просмотреть любые словари и энциклопедии и посчитать продолжительность жизни известных людей. И оказывается, что даже для сравнительно хорошо изученного периода античности (две — три тысячи лет назад) она практически не отличается от современной. Достаточно вспомнить такие имена как Архимед (прожил 75 лет), Будда (79 лет), Демокрит (90 лет), Конфуций (72 года), Платон (80 лет). Так что и в этом вопросе тоже далеко не все ясно.

Еще один пример эффективности науки возьмем из другой области: предсказание погоды на следующий день. Для этого сейчас используют мощнейшие компьютеры, спутники, разветвленную сеть метеостанций. На это направлены усилия тысяч людей. А результат? Вероятность правильного прогноза реально не превышает 80—85 процентов. Но, согласно статистике, для средней полосы любой человек может легко предсказывать погоду с вероятностью около 75 процентов, просто говоря каждый день всего одну фразу: «Завтра будет то же, что и сегодня» (проверьте!). А если еще собрать группу пожилых людей, у которых происходит обострение болезней к перемене погоды (а таких становится с каждым годом все больше), то их прогнозы будут практически безошибочными. Кстати, и сами синоптики признают, что собранная и обработанная компьютером информация — это еще далеко не все, и последнее слово всегда остается за человеком. И некоторые специалисты интуитивно делают выводы из полученных данных лучше, другие — хуже. А примитивная экстраполяция, то есть продолжение современных тенденций в будущее, мало что дает.

Остановимся еще на одном принципиально важном вопросе. Речь идет о теории эволюции в природе. Согласно ей, материя, якобы, саморазвивается. Непонятно, правда, откуда она знает, в какую сторону ей развиваться. Да и почему она вообще должна развиваться, то есть самоорганизовываться? Ведь, согласно классической физике, любая изолированная система (а кроме материи, как считает наука, ничего и нет) стремится к состоянию равновесия (так называемый закон возрастания энтропии). То есть, если говорить проще, дом сам по себе может разрушиться, но не может возникнуть из составных компонентов (песка, камней, глины и т.д.). Где здесь место для саморазвития, то есть как раз удаления от состояния равновесия? Нередко говорят о приспособлении к изменяющимся внешним условиям (это уже в живой природе), что более совершенные организмы лучше приспособлены и более жизнеспособны. Но в действительности мы видим совершенно противоположное: самые приспособленные — это как раз самые примитивные. Микроорганизмы, простейших, всяких рачков и червей находят в таких условиях (температура, давление, излучения, ядовитые среды и т.д.) где по всем существующим представлениям, жизни не должно быть вовсе. Высшие же организмы напротив очень хрупки, они подвержены множеству разнообразных болезней и требуют довольно-таки узких пределов изменения окружающих условий. Между прочим, примитивные организмы нередко паразитируют на более сложных и весьма успешно, доводя их до истощения и даже гибели, то есть оказываются сильнее. Казалось бы, именно самые простейшие и должны выжить в борьбе за выживание, которая, как считает наука, и является двигателем развития. Не должна ли в таком случае эволюция идти не от простого к сложному, а как раз в обратном направлении — от сложного к простому?

Дарвин в своей теории естественного отбора чрезмерно преувеличил роль борьбы за существование в живой природе. Это признают и многие современные биологи. Существуют также сотрудничество организмов, взаимопомощь и взаимодополнение. Отметим, что дарвиновское учение о борьбе за выживание легло потом в основу и учения о классовой борьбе, согласно которому борьба отдельных классов за выживание и господство — это главная движущая сила истории. Между тем, строго говоря, учение Дарвина о происхождении видов несмотря на то, что большинство людей считает его вполне доказанным, не получило до сих пор убедительных подтверждений. Ученым еще ни разу не удалось наблюдать происхождение нового вида, несмотря на проводившиеся многочисленные и разнообразные эксперименты даже с очень короткоживущими микроорганизмами. А изменчивость организмов под действием окружающей среды сейчас все чаще объясняют не естественным отбором, а тем, что в любом организме от рождения существует несколько программ развития, в том числе, различающихся и по внешнему виду. Какая из этих программ запустится и реализуется, зависит как от внешних условий, так и от наследственных факторов. Но это совсем не означает зарождения нового вида в пределах старого. Вид остается все тем же. Естественный отбор может сделать с животным то же, что человек сделал с собакой, получив огромное количество пород с размерами от болонки до дога, но никогда из собаки не получится, например, кошка, сколько бы времени не прошло, и каких бы внешних условий не было. Кстати, как известно, практически все породистые собаки отличаются болезненностью и изнеженностью, а беспородные дворняжки не только лучше других приспособлены к самым разным условиям жизни, но еще и заметно выделяются своей сообразительностью. То есть чем дальше от золотой середины данного вида, тем более хрупок организм.

Среди огромного количества ископаемых останков древних вымерших животных совершенно не находят переходных форм. Каждый орган таких животных уже сформирован, закончен и предназначен для выполнения какой-то определенной функции. Все организмы по-своему совершенны и целостны. А ведь именно существование переходных форм, согласно самому же Дарвину, должно было подтвердить его теорию. Конечно, мутанты появляются регулярно, но они встречаются крайне редко, к тому же все они уроды, которые не приспособлены к жизни и поэтому быстро погибают. Если же предположить, что полезное изменение может появиться случайно в числе многих других, то где же тогда останки огромного количества «неправильных» мутантов, имеющих отклонения в другие, вредные или бесполезные стороны? К тому же, чтобы образовался новый вид, надо, чтобы появился не один, а сразу много новых одинаковых представителей этого вида. Иначе появившиеся новые организмы вымрут, как вымирают животные, занесенные сейчас в Красную книгу. Из исследования истории жизни на Земле получается, что по какой-то команде в течение короткого времени одни виды полностью вымирали, другие откуда-то появлялись, или одни виды полностью перерождались в другие, причем объяснить эту быструю смену пока не удается. Видимо, ученые не там и не так ищут.

Кстати, обосновывая теорию происхождения видов Дарвина, часто говорят об общих внешних (да и генетических тоже) чертах различных видов, в том числе, и во внутриутробном периоде. Многие считают это вполне убедительными и даже бесспорными доказательствами эволюции. Но если какие-то организмы похожи друг на друга, имеют общие черты, это еще совсем не значит, что один из них произошел от другого, причем именно более совершенный, сложный произошел от менее совершенного, простого. Такая гипотеза, конечно, тоже допустима, но не является единственно возможной. Точно так же вполне можно предположить, что более примитивный произошел от более совершенного. Так, например, из сходства обезьяны с человеком совершенно логично можно сделать вывод о происхождении обезьян из людей. Право же, в это гораздо проще поверить, чем в обратное, когда наблюдаешь отдельных представителей человечества. Другой допустимый вариант объяснения сходства различных организмов: у них был общий предок, от которого они оба произошли. Но существует еще более простое объяснение: эти организмы имеют общий источник происхождения, общего Творца. Они создавались по разным, но сходным схемам, проектам, пусть и в разное время. Но если ученые изначально верят в теорию эволюции, если не сомневаются в ней, то никакие другие объяснения ими даже не рассматриваются.

И почему, собственно, эволюция привела к появлению, а затем и развитию в умственном отношении человека? Это что, тоже следствие борьбы за существование, где выживает сильнейший? Как будто в истории мы знаем мало примеров, когда слаборазвитые дикие племена захватывали и разрушали самые высокоразвитые страны. И почему, собственно, наука решила, что человек, продукт развития неживой материи, потомок микроорганизмов и ближайший родственник обезьяны, в принципе способен познать самые сокровенные тайны мира? Откуда идет эта уверенность? Ведь у тех же обезьян никакой тяги к науке, никаких научных способностей не отмечается. Здесь существует вполне очевидное противоречие, разрешить которое самой науке не под силу.

Как уже отмечалось, роль науки начала сильно расти примерно с XVII или даже с XVIII века. Но бурное и всеохватывающее увлечение наукой пришло, пожалуй, в конце XIX века. Апофеозом же можно, наверное, считать шестидесятые годы XX века. Первые полеты в космос, покорение (как тогда казалось) атомной энергии, успехи химии и другие достижения вскружили головы многим. Рождались и всерьез обсуждались самые фантастические проекты научного преобразования мира, причем преобразования скорейшего и коренного. Один из самых типичных примеров — предложение соорудить с помощью направленного ядерного взрыва плотину через Берингов пролив, что позволило бы растопить льды Северного ледовитого океана и улучшить климат во всей Евразии. По сравнению с этим проектом катастрофа на АЭС в Чернобыле показалась бы, наверное, детской шалостью. Последствия такого эксперимента вполне могли бы сравниться с мировой ядерной войной. Но в то время практически все были увлечены открывающимися перспективами «разумного» преобразования мира. Кто бы мог в те же 60-е годы XX века поверить, что и через сорок лет люди будут жить ничуть не лучше, чем они, что сохранится даже тяжелый физический труд, что продуктов питания будет не хватать, болезней не станет меньше, а культура и вовсе придет в упадок? Тогда это казалось совершенно невозможным. Считалось, что наука скоро обеспечит всем нам безбедную и счастливую жизнь...

Еще раз отметим, что представление о всеохватывающем, постоянном и необратимом прогрессе не так уж безобидно, как может показаться на первый взгляд. Люди, увлеченные этой идеей часто уподобляются тому подростку, для которого никто не авторитет: ни «отставшие от времени» родители, ни бабушки и дедушки, ни сложившиеся издавна в народе обычаи. Зато он охотно слушает молодого, сильного и решительного вожака, предлагающего простые (и даже очень простые), активные и радикальные решения любых вопросов, обещающего быстрое достижение целей, но на самом деле использующего этого подростка в своих корыстных целях. Точно так же многие современные люди, если и решают обратиться к прошлому, то не допускают даже мысли, что в древности могли быть гораздо более совершенные и универсальные учения, чем в недалеком прошлом. Считается, что более близкие к нам мыслители творчески переработали наследие человечества и внесли в свои философские учения все самое лучшее. Однако возможности любого человека ограничены, и даже познакомиться со всеми существовавшими учениями нам не под силу. Поэтому нет никакой гарантии, что более новые учения лучше более старых.

В древних учениях такие понятия, как совершенствование, развитие человечества, тоже существуют, но они имеют совсем не тот смысл, который вкладывается в них сейчас. Целью в них объявляется совсем не освобождение человека от мира, не вычленение его из мира, не противопоставление его миру. Мы должны осознать законы Вселенной, понять свое место в ней и строить свою жизнь так, чтобы не вступать в противоречие с этими законами, не разрушать не созданного нами для достижения весьма сомнительных результатов. Согласно древним текстам, в далеком прошлом наши предки находились гораздо ближе к этой цели, чем мы. Однако впоследствии многое было утеряно. Хорошо еще, что не все.

А что касается освобождения, то нам надо в первую очередь освободиться от невежества, от самолюбования, от пренебрежения знаниями древности, от заблуждения, что технический прогресс может решить проблемы человечества, от сомнительных идей переустройства общества и еще от многого, многого другого. Тогда, возможно, сами собой решатся и многие другие проблемы, кажущиеся нам первостепенными и не терпящими отлагательства.

А теперь несколько слов об особенностях науки, как одной из областей человеческой деятельности. Обоснована ли распространенная сейчас вера в науку, в науку вообще, а не в конкретные выводы конкретной науки? Что собственно представляет собой наука в современном понимании?

Прежде всего это большой набор моделей, претендующих на описание мира. Причем научные модели отличаются от всех прочих тем, что предметом моделирования в них выступает не мир в целом, а отдельные его части. То есть заранее предполагается, что мир может быть разбит на не связанные вообще или связанные довольно слабо части, каждую из которых можно рассматривать обособленно, пользуясь для этого своими собственными средствами, и это приведет в результате к пониманию мира в целом. Физика, химия, биология, медицина — это только начальный этап разбиения мира на части. Затем последовало дальнейшее разделение этих наук на более частные, мелкие науки и, следовательно, разбиение мира на еще более мелкие части. Причем не обязательно каждая из наук занимается своей выделенной частью мира, они могут смотреть на одну из частей с разных сторон. В результате в наше время уже можно насчитать сотни, а может быть, и тысячи наук, каждая из которых опять же имеет устойчивую тенденцию разделения на направления. Процесс измельчения мира непрерывно продолжается, и конца ему не видно. Сейчас уже не понимают друг друга не только, например, физики и биологи, но и специалисты, закончившие один и тот же институт и имеющие дипломы по одинаковой специальности, но занимающиеся смежными направлениями одной науки. У каждого из них свой язык, свои представления об изучаемой стороне мира.

Поневоле вспоминается древняя сказка о том, как четыре слепца изучали впервые встреченного ими слона. Каждый ощупал свою часть слона (хобот, брюхо, ногу и хвост) и построил тут же свою модель слона (соответственно, змея, бочка, колонна и веревка). Конечно, в какой-то мере все эти модели были правы, но к единому целому слону они имели довольно слабое отношение.

В основе науки лежит, как ни покажется это странным, вера, вера в безграничные возможности разума человека. И это при том, что наука постоянно говорит, что основывается не на вере, как, например, религия, а на точном знании. Наука безоговорочно верит, что человек может самостоятельно, основываясь только на собственных заключениях познать мир на любую требуемую ему глубину. Но так как очевидно, что каждый из нас просто не в состоянии вместить в себя такое количество информации, был выбран путь специализации, позволяющий познать мир не отдельному человеку, а, так сказать, коллективному человеческому разуму. При этом предполагается, что ценность такого коллективного знания ничуть не меньше, чем индивидуального. Но если десять человек знают таблицу умножения (каждый для одного из чисел: 1, 2, 3, 4, ...), это еще не значит, что они умеют так же хорошо считать, как один человек, знающий всю таблицу в целом. Или, возвращаясь к сказке о слоне, основываясь на своих ограниченных знаниях, слепцы вряд ли поймут, откуда на них польются потоки воды, если слон задумает искупаться. Специализация хороша только для решения частных сиюминутных задач и совершенно не годится для глобальной оценки обстановки. Поэтому говорить о единой «научной картине мира» можно в наше время только с очень большой натяжкой. Этой единой картины не видел и не знает никто, так как не существует единой согласованной непротиворечивой и единонаправленной науки. Есть только множество отдельных ученых, групп ученых, научных институтов, довольно слабо связанных между собой.

Вообще, если бы надо было найти символ для современной науки в целом, можно было бы предложить обыкновенную лупу. Ничто другое так не приближает к нам мир, не дает нам столько дополнительной информации о нем, как лупа. Но ничто другое и не сужает так наш кругозор, не заменяет нам мир во всем его разнообразии и богатстве на его чрезвычайно ограниченную часть, как та же самая лупа. И если мы чуть сдвинем лупу, мы больше узнаем о еще одной мельчайшей частице мира, но мы не уловим никакой связи с уже изученной ранее частью. Для этого нам надо хоть иногда отрываться от лупы и смотреть на мир в целом, думать и сопоставлять. Лупа дает нам иллюзию, что если мы захотим, то с ее помощью рассмотрим сколь угодно подробно любую часть мира, и, следовательно, мир в целом. В то же время, если мы заменим лупу более сильной, то откроется новый уровень проникновения в детали, новый, гораздо больший объем информации. Мы получим больше пищи для размышлений, сможем дольше заниматься ее изучением, но мы вряд ли приблизимся таким образом к осознанию общей структуры мира, общих его законов.

Сужение кругозора, чрезмерное углубление в узкую область исследования даже при огромном объеме накопленной информации представляет собой замечательный пример того, как неполное знание (знание о частях) оказывается хуже, чем полное незнание. При этом, конечно, имеется в виду, что даже самое полное знание о каком-то отдельном предмете представляет собой далеко не полное знание о мире в целом. Оно не позволяет судить ни о месте данного предмета в мире, ни о связях его с другими предметами, ни о глобальных последствиях практического применения накопленных узких знаний.

Далекие от науки люди часто отождествляют реальный мир и научные представления о нем. Они думают, что уж ученые-то совершенно точно знают, что там происходит «на самом деле», что это только необразованным может что-то там казаться, только они могут в чем-то заблуждаться. Нередко пишут, что наука знает то-то и то-то. А правильнее было бы сформулировать примерно так: «В настоящее время большинство ученых считает, что ...», или так: «Предложенная данным ученым гипотеза объясняет это так». Потому что еще одна особенность научных моделей мира состоит в том, что они очень непостоянны, довольно быстро меняются, и к тому же нередко для одного и того же явления, не говоря уже о предмете изучения в целом, одновременно существует несколько совершенно разных моделей. Каждая следующая, новая модель в лучшем случае включает в себя старую как составную часть, как частный случай, но нередко она и полностью отменяет старую модель как ошибочную. Поэтому претензии науки на окончательное и безошибочное знание довольно легкомысленны и ничем не обоснованны. Даже за последние несколько веков научные представления менялись коренным образом несколько раз. И что будет дальше, даже через десять лет никто, тем более, сама наука, не знает.

Научные модели имеют к действительности не больше отношения, чем нарисованный художником пейзаж — к реальной природе. Да, внешне пейзаж похож на открывающийся с данной точки и в данное время вид (будем считать, что художник хороший). Но если придет второй художник, он даже с того же самого места нарисует пейзаж по-другому. Третий и четвертый также изобразят свое видение пейзажа. Каждый обратит большее внимание на что-то свое, пренебрежет какими-то, с его точки зрения, мелочами. Например, одного больше интересует красивая линия рельефа местности, другой все свое мастерство направит на изображение веток и листьев дерева, третьего заинтересует необычная форма облаков, а четвертого — и вовсе летающая бабочка. А если эти же художники чуть сдвинут свои мольберты, или придут сюда же, но в другое время дня или другое время года, их картины будут отличаться от первых еще сильнее. При этом все картины будут иметь отношение к реальности, но все они будут только копиями, причем копиями, преобразованными личным восприятием, личной моделью мира каждого художника.

Вообще любое научное представление — это не истинное положение дел в мире или его части, это, скорее, соглашение, принятое учеными или даже только частью их для описания изучаемого явления. Это договоренность считать, что из этого вытекает то-то, а это связано с тем-то. Это и соглашение об используемых терминах, часто введенных только для узкой задачи. Причем значения этих терминов опять же задаются самими учеными. То есть это модель мира в чистом виде, но модель, разработанная группой людей. Поэтому она имеет все достоинства и недостатки любой модели мира, созданной человеком, и выделять ее в совершенно отдельный класс, объявлять ее непогрешимой и единственной могут только люди недалекие или корыстные.

Как рождаются новые научные системы? Как происходят открытия? Многие считают, что сама наука предлагает для этого надежные и воспроизводимые методы (ведь именно надежность и воспроизводимость любых явлений наука нередко объявляет критерием истины). Но никакого четкого метода для совершения открытий, к сожалению, не существует. Иначе он давно был бы уже математически смоделирован и перенесен на компьютер, который просто завалил бы нас новыми открытиями, из которых нам оставалось бы только выбирать необходимые. Из истории науки известно, что наиболее интересные решения к ученому приходят сами и обычно уже в готовом виде. Часто это происходит во сне, когда разум ученого, его основной, казалось бы, инструмент, отключен. Достаточно вспомнить здесь хотя бы о периодической системе Д.И. Менделеева, которую он увидел именно во сне. Все обоснование, доказательство, развитие, оформление пришедшей мысли происходит уже потом, когда результат в общем-то уже ясен. Конечно, можно говорить о том, что без предварительной подготовки, без тяжелой научной работы эта мысль могла бы и не придти, но, скорее, она просто прошла бы незамеченной. То есть получается, что вся напряженная научная работа сводится именно к тому, чтобы не пропустить ценную мысль, чтобы понять ее, изложить другим и применить на практике.

Так что к моменту начала построения некоторой теории, как правило, известно, хотя бы в общих чертах, что она должна доказать. Чтобы найти хоть что-то, надо точно знать, что именно ты ищешь, иначе поиск будет бесполезной тратой времени. И разговоры о том, что что-то может быть открыто просто путем неких вычислений, «на кончике пера», выдают желаемое за действительное. Это произошло и в классическом случае открытия планеты Нептун учеными Леверье и Адамсом. Когда они начинали свои расчеты отклонений в движении Урана, они уже ясно знали, что ищут. Действительное открытие Нептуна состоялось еще до всяких расчетов, а расчеты показали лишь текущее местоположение планеты и параметры ее орбиты. Между прочим, неизвестно, открыли ли эти ученые Нептун сами, или им были известны труды древних астрологов, в которых он упоминался. Ведь древние персы, например, знали восемнадцать планет Солнечной системы (да-да, именно восемнадцать, некоторые из них еще не открыты до сих пор). К тому же авестийское название Нептуна, Апам-Напат, соответствовало божеству вод. Нептун же, как известно, — это бог моря у древних римлян.

Итак, в основе научной гипотезы лежит мысль, предположение, интуиция. Далее ученые формируют набор неких постулатов, аксиом, которые не требуют доказательств (во всяком случае, по их мнению). И только потом строится обширная система теорем, основывающихся на принятых аксиомах и других теоремах. Из этого уже делаются некие практические выводы. Конечно, это весьма приблизительная и сильно упрощенная картина, но общий смысл она передает довольно верно. Ошибки здесь могут возникнуть на всех этапах. Во-первых, пришедшая исходная мысль может быть неверно понята. Во-вторых, неправильно может быть сформулирована система аксиом и теорем. В-третьих, применение выводов теории может быть ошибочно распространено не на те области мира, что и встречается нередко.

Приведенная здесь последовательность представляет, так сказать, классический вариант формирования науки. Но очень часто происходит совсем иначе: после пришедшей в голову мысли следует ее проверка на практике, и уже затем в случае успеха разрабатывается некая научная теоретическая модель явления или устройства. Но, что интересно, во всех научных отчетах, во всех диссертациях сначала всегда идут разделы, посвященные теории: ведь никто кроме автора не должен знать, что результат получен интуитивно и только потом обоснован. Бывает еще и третий путь: сначала ученый сталкивается с каким-то реальным эффектом, потом ищет ему правдоподобное объяснение и затем уже создает его теоретическую модель. И в этих двух случаях также существует огромный простор для ошибок, о чем как раз и говорит регулярная смена моделей, непрерывное развитие науки.

Объявление науки высшей ценностью, безошибочным судьей и безусловным авторитетом приводит нередко к появлению и многолетнему процветанию лженаук, которые внешне имеют все атрибуты науки: многочисленные научные труды, институты, авторитеты, исследования, научные степени, дискуссии с оппонентами. Другое дело, что практического выхода никакого нет, но если им покровительствует государство, физически убирая несогласных, то это им и не важно. Именно так в нашей стране десятилетиями процветали лысенковская «мичуринская» биология, история КПСС, политэкономия, марксистско-ленинская философия, научный коммунизм и другие идеологизированные лженауки, в то время как, например, кибернетика считалась «буржуазной лженаукой».

Стремление сохранить и упрочить свое положение как наибольшего авторитета и непогрешимого судьи во всех областях приводит к тому, что отношения науки со всеми остальными областями человеческой деятельности сильно напоминают осажденную врагами крепость. Действительно, здесь есть очень многие атрибуты осады. Во-первых, крайне подозрительное и даже враждебное отношение к любым гипотезам, предположениям, выводам, приходящим извне, от осадивших врагов (а от них ничего хорошего ждать не приходится). Все мысли могут рождаться только внутри самой науки, проверяться и доказываться они должны опять же только ей самой. Во-вторых, это постоянное стремление установить внутри науки жесткую иерархию и беспрекословное подчинение признанным авторитетам, то есть руководителям обороны. Несогласных подвергают унижению, разжалуют в рядовые, а иногда и уничтожают физически. Это тоже понятно: только так крепость может выдержать осаду. Поэтому, как ни странно это может показаться на первый взгляд, в науке, провозглашающей разум высшей ценностью, призывающей все проверять, ничему не верить слепо, крайне велико влияние общепринятого мнения и мнения наиболее авторитетных ученых.

По известному меткому выражению, любая научная гипотеза, любая частная наука проходит три стадии развития: «Это полная чепуха», «В этом что-то есть» и «Это всем известно». Нетрудно заметить, что все эти три стадии полностью исключают сколько-нибудь активное  изучение  предмета,  а  также  личное  мнение ученого  о  данной  гипотезе  или  науке.  Первая  и третья прямо отметают любую возможность обсуждения,  критического  анализа,  разумного  спокойного исследования. Гипотеза или безоговорочно отвергается, так  как  говорить  о  ней  просто  глупо,  нелепо,  или столь же безоговорочно принимается, и говорить о ней опять  же  не  стоит  (ведь и так все ясно!).  Даже  на втором этапе («В этом что-то есть») присутствует сильная  ориентация  на  авторитеты  и  нежелание  оценивать гипотезу самому (то есть сейчас часть авторитетов принимает эту гипотезу, другая часть отвергает ее, поэтому лучше подождать, чем все это закончится). Конечно,  разбираемое  выражение  несколько  утрирует реальные процессы, но суть передает исключительно верно.

Вся беда современной науки состоит в том, что многие основополагающие гипотезы, ключевые для понимания мира, очень быстро прошли путь до третьей стадии («Это всем известно»). Они формировались в то время, когда наука была еще сильно уязвима, когда крепость только строилась, они легли в основу стен крепости, и теперь трогать их опасно, иначе вся оборона может рухнуть. Поэтому даже тогда, когда многие факты поодиночке противоречат такой гипотезе, ни у кого не поворачивается язык отвергать то, что всем кажется очевидным и признано не подлежащим обсуждению. Зато любые альтернативные гипотезы, не совпадающие с основополагающими, обречены всегда находиться на первой стадии («Это полная чепуха»). Редкие исключения иногда случаются, но это всего лишь исключения. Именно эта особенность науки (необ­хо­димость защиты от внешних врагов) и объединяет ее в единое целое, только в этом смысле и можно говорить о единой современной науке.

Уже отмечалось, что ученые, занимающиеся разными направлениями и тем более разными науками часто совершенно не понимают друг друга. У каждого свои термины, у каждого свои представления, у каждого свои модели. Но нельзя сказать, что поиска универсального языка науки не ведется. На место такого универсального языка обычно претендуют логика и математика. Идея проста: если из исходных положений данной науки логически непротиворечиво можно вывести все остальные положения, а также объяснить все известные факты, значит модель данной науки верна. И для такой логически непротиворечивой модели можно создать математический аппарат, который с помощью своих формул свяжет количественные величины параметров этой модели между собой. Затем уже данную математическую модель можно будет применить для расчета поведения модели в любых внешних условиях. Здесь принципиально важен тот момент, что создание математической модели следует после создания логической модели, то есть уже после определения элементов модели и связей между ними. Таким образом любые математические формулы всегда получены не для реального мира или даже части реального мира, а всего лишь для выбранной модели, и только для нее они и применимы. Смена модели приведет к смене математического аппарата. То есть математика в данном случае еще дальше от реальности, чем логическая модель. К тому же, как всем известно, далеко не все в мире может быть выражено числом, и далеко не все можно сравнивать по принципу: больше — меньше.

А что касается логики, здесь тоже все не так просто и гладко. Например, известна так называемая теорема Гёделя о неполноте: на любом языке можно составить высказывание, истинность или ложность которого невозможно доказать средствами этого языка. То есть логика здесь не помогает. Простейший пример пробуксовки логики на бытовом уровне — это фраза типа: «Данное утверждение ложно». Она сама себя отрицает, но одновременно утверждает ложность этого отрицания. Да и сама наука в настоящее время признает, что логика может доказать далеко не все. Более того, множество утверждений, которые могут быть доказаны логически, гораздо меньше множества утверждений, логически не доказуемых. Это еще одно подтверждение ограниченности чистого человеческого разума, предоставленного самому себе.

Отметим, что оба эти языка (логика и математика) всего лишь используют одинаковые или сходные подходы к описанию различных явлений, но не вскрывают их глубинной взаимосвязи, не помогают выявить в них общие принципы строения и развития. Например, математические модели двух разных явлений, вполне удовлетворительно описывающие каждое в отдельности, совсем не обязательно позволят описать их взаимодействие между собой. Языка, позволяющего связать все стороны мира в единое целое, в науке до сих пор не создано, хотя и проводятся многочисленные исследования, пытающиеся синтезировать все существующие науки современности, создать на их основе общую теорию мира.

Конечно же, не стоит совершенно отрицать ценность науки как таковой. Познание мира — благородная задача, и ее можно только приветствовать. Просто надо четко представлять себе не только достоинства науки, но и ее принципиальные недостатки. Не надо ждать от науки того, что она не может дать по самой своей природе. Не надо ее абсолютизировать и требовать точного ответа на все вопросы. Не стоит слепо следовать любым ее рекомендациям. Наука должна стать не самоцелью, а только средством улучшения жизни. Критерием должно быть то, насколько наука может улучшить условия жизни человека и помочь ему разобраться в себе и мире. Но сейчас мы нередко видим, что использование научных рекомендаций, принося пользу в одном месте, как правило, резко ухудшает обстановку в другом месте. От некоторых направлений в науке, может быть, стоит совсем отказаться или хотя бы резко их сократить.

Например, если хорошенько подумать, какая польза человечеству от запуска многочисленных космических кораблей и станций? Только не надо говорить о космических городах, где поселятся люди будущего. Ну кто, скажите пожалуйста, согласится провести там всю свою жизнь, покинув нашу прекрасную Землю навсегда? Кто променяет естественную природу, натуральный воздух и чистую воду на сомнительный искусственный комфорт? Разве что к тому времени мы изгадим и разрушим нашу планету до такой степени, что на ней просто невозможно будет никому существовать. А пока что практически все космические исследования — не более чем игрушки, причем чрезвычайно дорогостоящие и опасные, в которые играются взрослые люди. А рассуждения о том, что в космосе можно плавить металл, из него можно изучать звезды, следить за погодой и экологической обстановкой, искать полезные ископаемые, даже определять состояния пастбищ для скота — это все еще не более чем красивые сказки, отговорки для несведущих людей, призванные обосновать те поистине космические суммы, которые всем нам приходится выкладывать на «освоение» космоса. И не получится ли так, что в погоне за голубой мечтой о тех временах, когда «и на Марсе будут яблони цвести», мы окажемся совсем без яблок и других полезных продуктов на нашей родной Земле?

А что можно сказать о ядерных исследованиях? На них также затрачены огромные деньги, а получили мы в результате Чернобыль (и еще сотни потенциальных Чернобылей), Хиросиму и Нагасаки, не говоря уже о многих тысячах неизвестных жертв различных испытаний. Энергия же атомных электростанций только на первый взгляд кажется дешевой, так как при этом не учитывается затраты на проведение сложнейших исследований, подготовку высококвалифицированного персонала, разработку и внедрение вспомогательного оборудования, защиту от радиации, надежное захоронение отходов и, конечно, ликвидацию последствий возможных аварий, вполне сравнимых с сильнейшими стихийными бедствиями. По имеющимся оценкам, если бы всего 15 процентов средств, израсходованных на ядерную энергетику, были своевременно пущены на развитие, например, солнечной энергетики, то сейчас не было бы никаких проблем с энергией, ее хватало бы на все. И при этом мы бы имели дело с неограниченным ресурсом — солнечной энергией. К тому же не было бы никаких проблем, присущих атомным электростанциям. Но надо учитывать, что вся ядерная энергетика развивалась не сама по себе, а только как побочное направление в создании атомного и термоядерного оружия. Развитие же солнечной энергетики не обещало никакого оружия и поэтому было практически бесперспективным: о мирных нуждах людей у нас принято думать в самую последнюю очередь. Это, кстати, общая тенденция: основным стимулом развития современной науки является создание новых средств уничтожения человека (в том числе, отметим, и из космоса).

Таким образом, сформулируем несколько выводов. Наука сейчас в основном идет по пути анализа: от сложного к простому, от целого к части, а не по пути синтеза. Она исходит из принципа, что изучая части, можно познать целое, что, поняв, как происходит то или иное событие, явление, можно понять, почему оно происходит и зачем. Но мир совсем не так прост, как то, что создано самим человеком, и для чего данный подход вполне применим. Мир нельзя разобрать на простые и понятные составные части. Каждая часть имеет свою сложную структуру, свои законы жизни. Изучение их нередко только уводит нас от познания мира, хотя в каждой части всегда можно найти все признаки целого. Понять мир можно только в целом, но не стоит ставить себе недостижимую цель понять его до конца. Нам бы только осознать, что делать нам самим, что от нас требуется в этой жизни, к чему ведут те или иные наши поступки.

Наука может очень многое, так как потенциальные возможности разума человека поистине огромны. Объем знаний будет и дальше все нарастать и нарастать. Но, к сожалению, далеко не все знания ведут к увеличению нравственности как отдельного человека, так и общества в целом. Современные научные знания, изолированные друг от друга, остронаправленные на один предмет, не гарантируют автоматически морального прогресса. Наивно полагать, что обучив современным наукам всех людей планеты, можно хоть как-то улучшить жизнь на ней. Подобные знания могут быть как полезны, так и вредны. Вполне можно представить себе очень умного и одновременно жестокого преступника (примеров в истории — масса), а также вовсе необразованного, но честного и чистого человека. Найти в себе самой ответ на вопросы: в каком направлении вести поиск, как применять полученные знания, какие последствия может иметь данное открытие, наука не может. Поэтому ученым можно порекомендовать только одно: если вы считаете, что ваше открытие может хоть как-то послужить целям зла, разрушения, уничтожения людей, природы, вам лучше никому не говорить о нем, оставить его до лучших времен, когда общество, может быть, станет лучше, или даже вообще сменить область своих исследований, так как не все знания полезны. Развитие науки не должно идти впереди развития нравственности, а сейчас нравственность, скорее, снижается.

В наше время единой, цельной науки просто не существует.  Есть  только  огромное  количество  различных наук. Поэтому верить в науку вообще — это значит  верить  в  ничто.  Говорить,  что  наука  что-то доказала, тоже не совсем правомерно. Надо уточнять, какая  конкретно  наука,  как  доказала,  для  какого случая, основываясь на каких утверждениях, есть ли альтернативные мнения (а они практически всегда есть даже  в  пределах  одной  науки).  Тем  более  совершенно  недопустимо  утверждать,  что  наука  что-то доказала в фундаментальных вопросах бытия. В этих вопросах  даже  самые  именитые  и  гениальные  ученые  чаще  всего  оказываются  ничуть  не  менее  беспомощными, чем те, кто не получил вообще никакого образования.  Требовать  от  современной  науки  ответа  на  такие  вопросы  нелепо:  она  не  для  этого создавалась и развивалась. Это все равно, что собрать со всего мира самых искусных мастеров, умеющих делать самые нужные и полезные вещи, и потребовать, чтобы они создали нам новый мир, ничуть не менее совершенный, чем тот, который мы имеем, или пусть даже какую-то часть мира. Наверняка они просто покрутят пальцем у виска и уйдут заниматься своими делами. Но с наукой не все так просто. От нее ведь обычно требуют в первую очередь не конкретных дел, а объяснений. А объяснять все, причем объяснять уверенно, авторитетно и безапелляционно ученые умеют, это вообще одно из главных их занятий. Впрочем, обычно  это  относится  к тем  ученым,  которые  не имеют иных заслуг, кроме полученных степеней, званий и орденов.

Если же говорить об общих особенностях ученых, то среди них можно выделить три основные группы.

Молодые ученые характеризуются тем, что еще не изучили модель, предлагаемую данной наукой, достаточно хорошо. Именно поэтому она, как и все неизвестное, кажется им более совершенной, чем есть на самом деле. Именно этим объясняются их большой энтузиазм и твердая вера в успех. Молодые ученые как бы открывают для себя новый мир, им все интересно, они азартны и имеют ясную и осязаемую цель. В то же время они слабо представляют себе границы модели и поэтому нередко распространяют свои изыскания в пограничные области между отдельными науками. Они недостаточно знают также все ограничения и запреты данной модели и смело предполагают то, что более опытным ученым кажется полным абсурдом, нелепым бредом. Как раз этими обстоятельствами и объясняется часто то, что называется высоким научным потенциалом молодых. Именно с этим связано и то, что молодые делают неожиданные и казавшиеся невероятными открытия. Они просто поступают как дилетанты по сравнению с маститыми учеными. А ведь известно, что именно дилетанты нередко находят решения, не дающиеся профессионалам. Конечно же, сказываются и большая гибкость ума, свойственная молодым людям, и меньшая боязнь ошибиться и начать сначала, растерять свой авторитет, но и указанные здесь обстоятельства играют не меньшую роль.

Ученые старшего возраста (отметим, что речь в данном случае идет о честных ученых, а не об околонаучных администраторах) уже познали модель своей науки достаточно хорошо, осознали ее границы с другими моделями и внутренние ограничения самой модели. Они стали истинными профессионалами. Теперь они могут быстро и эффективно решать любые задачи, не выходящие, впрочем, за рамки модели. Но они же легко и просто могут убедительно доказать, что многие задачи решить в принципе невозможно (они лежат за рамками принятой модели, науке они не по силам). Такие ученые не станут тратить своего времени и рисковать своим высоким авторитетом ради попытки решения сомнительных задач. Если они не имеют представления ни о чем, кроме своей науки (то есть являются узкими специалистами), если они уже, что называется, «вросли» в науку, если они уже не представляют себя вне ее, так как с остальной жизнью не знакомы и боятся ее, то они нередко изображают из себя всезнающих мудрецов, свысока поглядывают на молодых и могут даже самих себя убедить, что то, чем они занимаются, действительно самое важное в мире, и они-то знают об этом все до конца. И в этом случае вы никогда не дождетесь от них объективного анализа фактов: такой ученый сам себе не враг и не собирается рубить сук, на котором ему так удобно сидеть. Это именно про них есть прекрасная фраза: «Жрец науки — это тот, кто жрет за счет науки». Конечно, все сказанное здесь не относится ко всем без исключения ученым, но, поверьте, эта ситуация очень и очень типична.

Настоящие же ученые никогда не замыкаются в своей области и поэтому прекрасно понимают несовершенство своей науки. При этом, правда, многие из них только в довольно узком кругу позволяют себе обсуждать эту тему, так как берегут свой покой и не хотят сокращения финансирования их исследований, а также уменьшения авторитета науки в целом. Только отдельные ученые, достигшие уже самого высокого положения, позволяют себе иногда открыто порассуждать на тему ограниченности науки и научных методов вообще. Они обычно не так уверены в своем праве иметь окончательные суждения по вопросам, не касающимся напрямую их компетенции. Может быть, они просто честнее, не боятся растерять свой авторитет (настоя­щий, а не дутый), но среди них гораздо больше верующих людей, людей, признающих всю ограниченность опытного человеческого познания, допускающих существование вещей и явлений, необъяснимых сейчас и необъяснимых в принципе.

Наконец, есть еще ученые среднего возраста, которые занимают промежуточное положение между двумя рассмотренными группами. Таких, к сожалению не слишком много, так как многие из молодых сразу переходят в пожилые. Ученые среднего возраста, с одной стороны, уже видят ограниченность модели данной науки, но, с другой стороны, еще не утратили вкус к новым знаниям, не утеряли гибкости ума и желания самосовершенствования. Они уже стали профессионалами, но еще не закоснели, не смирились со всеми недостатками модели. Они часто переживают мучительный кризис: выбранное ими дело всей своей жизни оказывается не столь уж привлекательным, как казалось еще совсем недавно. В это время многие из таких ученых начинают поиск других путей самовыражения, причем обычно эти пути лежат довольно далеко от любой современной науки. Иногда они вообще уходят из науки, и тогда все их знакомые удивляются: так все хорошо складывалось, защитил диссертацию и вдруг все бросает и начинает практически с нуля, перечеркивая всю свою прошлую жизнь. Именно в возрасте 30 — 40 лет из науки многие уходят в бизнес, искусство, политику. Но нередко они начинают заниматься уже совершенно «антинаучным» делом: религией, астрологией, экстрасенсорным лечением, магией и т.д. Далеким от науки людям это, конечно, совершенно непонятно. Считается ведь, что все ученые волей-неволей становятся материалистами и атеистами, а тут довольно массовое явление такого резкого изменения взглядов, да еще тогда, когда достигнуты первые заметные результаты, и надо бы и дальше, как говорится, двигать науку вперед. Конечно, это можно объяснить погоней за большими доходами, которые наука в наше смутное время не приносит. Но чаще объяснение лежит совсем в другой плоскости. Когда первая цель в науке достигнута, когда человек стал специалистом в своей области, он обычно понимает, что «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет», как нередко называют науку, — это все-таки очень несерьезно, это всего лишь забавы для взрослых людей, и эти игры начинают ему надоедать. Возможен, впрочем, и другой вариант, когда такой ученый несмотря ни на что остается в науке, а его побочные увлечения остаются просто увлечениями и не более того. Дальше из него вполне может сформироваться тип пожилого ученого, описанный выше.

А что же древнеарийское учение? Неужели оно в принципе отвергает науку в ее современном понимании? Конечно же, нет. У древних ариев было множество наук, в том числе и тех, которые занимаются в основном анализом. Были развиты, в частности, геометрия и то, что сейчас называется астрономией. Методы анализа применялись и во многих универсальных и всеохватывающих науках, таких как астрология. Но чисто «аналитические» науки никогда не считались главными, тем более, непогрешимыми. Они были всего лишь вспомогательными инструментами, решающими узко специальные и частные задачи. А развиты они были ровно настолько, насколько это было нужно в реальной жизни. То есть тогда жизнь диктовала направления и задачи науки, а не наука определяла путь развития жизни, как это нередко происходит сейчас. И нельзя сказать, чтобы уровень развития этих наук был уж очень низок. Например, согласно К. Быструшкину, обсерватория в уже упоминавшемся Аркаиме позволяла проводить измерения и вычисления с погрешностью в половину угловой минуты. Довольно приличную точность даже по современным понятиям обеспечивали и другие найденные в последнее время обсерватории так называемого неолитического периода. Для сравнения: в знаменитом труде Клавдия Птолемея «Альмагест» (II в. н.э.) рассчитаны движения видимых планет с точностью до 10 угловых минут. А ведь это было более чем через три тысячи лет после Аркаима. Конечно, эту точность не сравнить с достигаемой сейчас с помощью современных технических средств, которые позволяют изучать даже рельеф далеких планет с погрешностью не более сотен метров. Однако если подумать, сколько средств, сил и времени было затрачено на это, и какова действительная практическая ценность полученного столь неимоверной ценой результата, то особого восхищения данное научное достижение уже не вызовет.

Знания, как уже отмечалось в предыдущей главе, считались необходимыми каждому человеку: без них он не мог бы успешно бороться с таким проявлением зла, как ложь. Образованность очень почиталась, что бы ни говорила об этом современная наука. В одном зороастрийском тексте она даже сравнивалась с украшением во времена благоденствия, защитой в лихолетье, помощником в несчастье и проводником, выводящим из нужды. Плодом знаний называлась мудрость, считавшаяся главным достоинством любого человека (не случайно ведь из всех качеств Бога в его зороастрийском имени Ахура-Мазда подчеркивалась именно совершенная мудрость). Вот как сказано о мудрости в «Советах Адурбада, сына Мараспенда»: «Мудрость — величайший и наилучший помощник в человеческих делах, ибо если богатство рассеется и утратится, и вымрет домашний скот, то мудрость останется».

В то же время наука ради самой науки, поиски неизвестно чего, просто ради любопытства тогда не приветствовались. Такой профессии, как «чистый» ученый, тоже не существовало. Наукой (такой как сейчас) занимались те, кому это было нужно: жрецы, астрологи, учителя, врачи и т.д. При этом древнеарийское учение определяло запретные области исследований, в которые человеку нельзя вторгаться до полного преодоления в себе и в мире сил зла. Нам сейчас уже нетрудно догадаться, что к таким направлениям относились, в первую очередь, исследование энергии, скрытой в веществе (ядерная энергия) и вмешательство в механизмы наследственности (генетика). Как известно, не так давно приняты международные документы, ограничивающие данные исследования, но ученые уже чересчур близко подошли к получению кажущихся заманчивыми практических результатов, чтобы у нас была полная уверенность, что их поиски действительно остановятся. Так что в ближайшее время мы можем получить как новые виды ядерного оружия и, соответственно, множество жертв его испытаний и аварий, так и монстров, созданных методами генной инженерии, которые еще доставят нам немало хлопот.

Вообще в древности считали, что знания ради знаний просто не имеют смысла. Всегда надо понимать, зачем эти знания нужны, причем нужны лично тебе, что будет, если ты это узнаешь, чем грозит незнание (ведь иногда очень полезно вспоминать поговорку «Меньше знаешь — крепче спишь»). Причем это относится к любым знаниям: как уже добытым кем-то, изложенным в книгах, так и к абсолютно новым, еще не открытым. За любое знание приходится платить, и поэтому следует соизмерять пользу от знаний с платой за них. Простейший пример такой платы — это когда огромный объем информации, запомненный человеком, не оставляет никаких возможностей для осмысления этой информации, ее классификации, переработки и практического использования. Такой человек несмотря на всю свою потрясающую эрудицию на деле оказывается ничем не лучше компьютера, база данных в котором может быть даже больше. Но у человека все-таки несколько иная задача, чем у любого компьютера, который можно сравнить с быстро вычисляющим и быстро перебирающим информацию, но все-таки полным идиотом.

Главное же отличие древних наук от современных состоит в следующем. Современная наука считает своей главной целью переделку мира, стремится приспособить мир к неправильно понятой ею сущности человека. То есть заранее предполагается, что мир раньше был несовершенным, и только мы совместными усилиями можем это изначальное несовершенство преодолеть и построить в результате идеальный мир, полностью лишенный недостатков. При этом считается, что человек сам прекрасно знает, что ему делать, как себя вести, как организовывать свою жизнь, и все, что он ни делает, абсолютно правильно, даже ошибки всегда можно использовать себе на пользу. А мир надо изменить, чтобы он в наибольшей степени соответствовал прихотям человека, кстати, очень непостоянным. Зороастризм же исходил из совершенно противоположного положения: изначально мир был сотворен совершенным, но вследствие неправильного выбора (в том числе, и нашего) он утратил былое совершенство. Грубо говоря, мы сами все изгадили, стремясь сделать лучше для себя. Поэтому древние науки видели свою основную задачу не в переделке «неправильного» мира, а в том, чтобы приспособить человека к изначально гармоничному миру, понять место человека в нем, осознать совершенные в прошлом ошибки и очистить как человека, так и окружающий мир, понять и правильно реализовать возможности каждого из нас, помочь нам саморазвиться и приблизиться к Богу.

В задачу данной книги не входит полное изложение как всего учения в целом, так и отдельных его частей, но не упомянуть о некоторых ключевых положениях из него нельзя. Здесь же мы остановимся на тех моментах, которые имеют отношение именно к современной науке.

Согласно «Живому огню» П.П. Глобы, зороастризм имеет две основные части дающие два уровня понимания учения. Экзотерическая часть, которая была доступна практически всем, содержит в себе описание основных морально-этических принципов, правила поведения людей в разнообразных ситуациях, правила проведения различных обрядов и только самые общие принципы строения мира. Более глубокие знания, которые были доступны только специально отобранным посвященным, содержатся в эзотерической части учения, называемой зерванизмом.

Ю. Терапиано в книге «Маздеизм» пишет: «Как в каждой великой религии, помимо учения, обращенного ко всей массе верующих, в маздеизме тоже имеется эзотерическая традиция, предназначенная для немногих избранных, способных понимать те вопросы духовного порядка, о которых не знают и не могут знать обыкновенные верующие». На первый, поверхностный взгляд может показаться, что зерванизм в чем-то даже противоречит широко доступному зороастризму. Правильно и до конца разобраться в этом вопросе может только человек, знакомый с обоими этими учениями, точнее с обеими частями, с обеими слоями, ступенями единого цельного учения. Но дело сильно осложняется недоступностью зерванизма. Поэтому многие историки религий и исследователи древних культур нередко называют зерванизм зороастрийской ересью.

Если говорить совсем кратко, то зерванизм — это учение о Зерване, непознаваемом Абсолюте Абсолютов. Это кажется нелепостью: учение о том, чего познать нельзя. Но тут уж ничего не поделаешь. Мир так уж устроен, что далеко не все человек может познать даже в принципе. Но о чем же тогда говорит зерванизм? Вот как об этом написано в книге П.П. Глобы «Живой огонь».

Зерванизм и не пытается понять Зерван, он изучает только доступные человеку проявления Зервана, которые нам осознать также очень непросто, но все-таки можно. О чем же идет речь?

Прежде всего — это время. Учение о времени, о его разновидностях, законах их взаимодействия было подробно разработано в зерванизме. Современная наука пока еще даже не приблизилась к такому пониманию. Согласно зерванизму, время существует в двух основных видах: Зерван-Карана и Зерван-Акарана. Зерван-Карана — это конечное время, в котором есть прошлое, настоящее и будущее, в котором одно жестко следует из другого, последовательность которого не нарушается. То есть это наше всем привычное время, то, с которым мы сталкиваемся постоянно в нашей обыденной жизни. Зерван-Акарана — это время бесконечное, безграничное, вечное. Осознать нам его довольно сложно. Оно не имеет ни начала, ни конца, ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Мы соприкасаемся с ним крайне редко. Фактически, с точки зрения нашего обыденного сознания Зерван-Акарана — это отсутствие времени, безвременье. Конечное время преобладает в мире, находящемся в переходном состоянии, то есть как раз в нашем мире, оно имеет свое начало и свой конец. Бесконечное время существовало и будет существовать всегда для всех миров. Если конечное время дает жесткую предопределенность событий от прошлого через настоящее к будущему, которую ничто изменить не в силах, то бесконечное время предоставляет нам свободу выбора, возможность активного влияния на события. Вот именно в эти моменты выбора мы соприкасаемся с бесконечным временем, именно тогда мы уподобляемся Творцу, живущему в бесконечном времени и обладающему полной свободой. Другое дело, как мы этой свободой выбора пользуемся.

Зло может существовать только в конечном времени, в бесконечном его нет. Поэтому когда наш мир пройдет этап становления и перейдет уже в бесконечное время, зло уже не сможет проявляться в нем. Зло по самой своей сути ограничено во времени, оно имело свое начало и неминуемо будет иметь свой конец.

Согласитесь, что все эти знания небесполезны, дают много информации о мире, но интересны и понятны они будут далеко не всем. И главное, далеко не все, получив эти знания, смогут их правильно использовать. Абсолютному же большинству людей в их обыденной жизни достаточно и гораздо более простого представления о времени. Именно поэтому такие знания и были тайными и тщательно скрывались от непосвященных. Точно так же только посвященным были доступны в полном объеме и все науки, так или иначе связанные с проявлениями Зервана, в частности, со временем, например, астрология, которой посвящена отдельная глава данной книги.

Другое важнейшее проявление Зервана — это пространство (Тхваша). Пространство пронизывает все сущее, ничто не может существовать вне пространства. Зерванизм учит, что пространство — это пустота, но пустота абсолютно наполненная. С одной стороны, в нем ничего нет, но, с другой стороны, именно из этой пустоты рождается все, что есть в нашем мире и во всех других мирах. Все, что мы называем материей, энергией, все это содержится в этой пустоте и может ей порождаться. В то же время эта пустота может поглотить все, что угодно, оставаясь при этом все той же пустотой. Наиболее близкое понятие в современной науке — это вакуум. Сейчас уже многие ученые начинают понимать, что вакуум далеко не так прост, как казалось раньше. Его потенциальные возможности огромны, и их использование, хотя бы даже и частичное, обещает человечеству выход на качественно новую ступень развития. Но это дело будущего.

Добро и зло ведут себя по отношению к времени и пространству совершенно различно. Это можно использовать при определении самих понятий добра и зла. Добро не имеет границ как во времени, так и в пространстве, оно вечно и бесконечно. Зло всегда ограничено как во времени, так и в пространстве, оно имеет начало и конец, а также четкие пространственные границы. Не случайно во многих сказках и мифах ад (вместилище зла) — это всегда тесное, замкнутое пространство, а силы зла (черти, ведьмы, злые духи) начинают особенно активно действовать, как правило, в полночь, а теряют силы и исчезают с восходом солнца или с криком петуха. В мире также злу дозволяется проявляться только на определенном этапе, после чего оно уничтожается, а мир или часть мира, пораженные злом, замыкаются сами на себя, чтобы не допустить распространения этой заразы на другие миры или другие части мира. Погибнет ли такой изолированный мир или победит и уничтожит зло в себе, зависит от тех, кто имеет свободу действий и право выбора, то есть от всех нас. Мы сами это зло вызвали к жизни, и сами же должны с ним справиться. Конечно же, полностью победить зло не сможет никогда, оно заранее обречено на поражение.

Современная наука считает своей большой заслугой то, что она смогла определить, из чего состоит все в нашем мире. При этом в научно-популярной литературе часто с оттенком снисходительности сообщают о «заблуждениях» несчастных наших предков, которые полагали, что в основе всего сущего лежат какие-то четыре стихии: огонь, воздух, вода и земля. И где же это в любом предмете (даже холодном) находится огонь? Ну, воздух еще ладно: могут быть поры, заполненные воздухом. Вода тоже нередко встречается даже в минералах. А что касается земли, так это вообще вещество с неопределенным составом. Какими же наивными были эти древние люди!

А теперь посмотрим, как обстоят дела на самом деле, что говорит древнеарийское учение об этих стихиях.

В Авесте говорится, что еще в начале творения мира Ахура-Мазда создал семь Благих Творений. Сначала был сотворен Огонь, затем Воздух (Небо), Вода, Земля (те самые четыре стихии), а потом Растения, Животные и Человек. Эти семь начал легли в основу нашего мира. Четыре стихии выделяются из общего ряда тем, что каждая из них не содержит в себе три другие, хотя они и могут при определенных условиях переходить одна в другую и порождать одна другую. Три остальные Благие Творения содержат в себе все предыдущие. То есть Растения содержат в себе четыре стихии (Огонь, Воздух, Воду и Землю), животные — четыре стихии и Растения, Человек — все шесть других Благих Творений. Заметим, что последовательность создания Благих Творений — это путь ко все большей плотности, оформленности и сложности организации (даже если вкладывать в их названия привычный нам смысл).

Однако не стоит понимать сказанное здесь чересчур буквально. Благие Творения — это не только конкретные предметы с теми же названиями, но и различные формы существования всего, что есть в нашем мире. И, конечно же, это не частички мира, не кирпичики, из которых он создан, как, например, молекулы, атомы и элементарные частицы. Благие Творения — это совсем другой срез мира, совсем другой взгляд на него. Они проявляются на всех уровнях нашего мира и проявляются по-разному. Например, стихии на уровне грубых физических тел можно отождествить с привычными нам видами тел: твердым (Земля), жидким (Вода), газообразным (Воздух), а также с полем, энергией (Огонь). И все сразу становится на свои места. Но это только одно и далеко не самое главное их проявление, эти семь начал имеют гораздо более универсальный характер даже на данном уровне. На других уровнях их проявление гораздо сложнее и найти аналогии с устоявшимися представлениями бывает не так просто. Тем не менее именно они помогают понять взаимосвязи всех уровней мира, осознать его неразрывное единство.

В предыдущей главе говорилось о трех мирах: Меног, Ритаг, Гетиг. Может возникнуть вопрос о том, как соотносятся семь Благих Творений и три формы мира. Очень просто: каждое Благое Творение имеет свое проявление во всех трех мирах. Для примера рассмотрим проявление стихии Огня в каждом из нас, относящимся к форме организации Человек. Итак, на уровне проявленного мира, мира Гетиг Огонь проявляется в нас как обычная энергия, как тепло нашего тела, как наша работоспособность (умственная и физическая), как сила наших мышц, как наши волевые устремления. На уровне мира Ритаг Огонь проявляется как энергия нашей души, как творческие возможности, таланты, как эмоциональные порывы, как сила наших чувств. Наконец, на уровне мира Меног Огонь выступает как энергия духа, наша вера, искра божья в нас, духовные устремления, голос нашей совести.

Как уже отмечалось, один из основных принципов древнеарийского учения — это единство и целостность всего мира. Современная наука также начинает приходить к такому выводу. Сейчас уже многие ученые признают, что описание поведения любого предмета как единого целого гораздо точнее, чем описание его же как суммы отдельных составных частей. Из свойств компонентов совсем не следуют все свойства целого. То есть в науке идет своеобразная переоценка ценностей.

Если раньше ученые стремились найти некие простые компоненты, доступные пониманию человека и исходя из этого понять устройство мира в целом, то сейчас становится понятным, что ничего простого, элементарного и примитивного в нашем мире нет и не может быть в принципе. В строении любого элемента присутствует печать сложности всего мира. Изучить до конца любой элемент мира оказывается ничуть не проще, чем целый мир. Каждый раз, когда казалось, что наконец найден тот самый, элементарный и примитивный кирпичик вещества, который наконец поможет объяснить нам все в этом мире, оказывалось, что и он имеет очень сложную структуру, и его поведение понять ничуть не проще, чем более сложного. Так были открыты атомы, элементарные частицы, затем заговорили о кварках, субкварках... Такой процесс дробления может продолжаться бесконечно, но он совсем не ведет к пониманию мира в целом. Объединившись вместе, отдельные элементы живут уже совсем другой жизнью, чем каждый из них поодиночке. То есть можно сказать, что при объединении рождается уже совершенно новая сущность, не сводимая к элементарной сумме отдельных составных частей. Поэтому, переходя от целого к части, мы совсем не приближаемся к пониманию целого, мы просто начинаем изучать другой предмет. Причем из понимания этой части мы, конечно же, можем придти к пониманию мира в целом, но для этого надо изучать ее опять же как единое целое, а не дробить дальше на еще более мелкие части. В противном же случае мы будем схватывать только самые поверхностные черты, нисколько не продвигаясь к сути. Самым же логичным путем будет возвращение к миру в целом, точнее, к нашему привычному земному миру, понять который нам гораздо проще, так как многое в нем мы воспринимаем с помощью наших собственных органов чувств без использования каких бы то ни было приборов. То есть больше всего мы, люди, приспособлены к изучению именно этого среза мира, а из него можно уже понять и все остальное.

Как сейчас уже признают многие ученые, поведение каждой частицы мира зависит от всех остальных частиц вселенной. В этом смысле можно говорить о том, что каждая частица состоит из всех остальных частиц, или даже, что каждая частица включает в себя всю остальную вселенную. В мире все оказывается взаимозависимо и взаимосвязано, о чем говорили еще древние  арии.  То  же  самое,  кстати,  наблюдается  и в  живой  природе,  а  также  в  человеке.  Нет  никаких так называемых простейших организмов: понять их до  конца,  как  оказалось,  ничуть  не  проще,  чем самые высокоразвитые. Точно так же нельзя в человеке выделять  отдельные  органы  и  углубляться  в  их  изучение в отрыве от остальных частей тела. Их строение ничуть  не  проще  устройства  человека  в  целом,  к тому же все органы связаны между собой. Поэтому, например, расстройство функционирования одного органа может свидетельствовать о болезни в другом  органе  и,  в  конечном  счете,  во  всем  организме в целом. Это нередко ставит в тупик современную медицину, специализация в которой доходит порою до абсурда.

И еще хотелось бы кратко остановиться на проблеме влияния на человека технического прогресса, порожденного современной наукой и, в свою очередь, сильно влияющего на ее развитие. На первый взгляд может показаться, что техника существует сама по себе, а человек — сам по себе. Что техника никак не затрагивает сущности человека, никак не отражается на его развитии, на его выборе в сторону добра или в сторону зла. Во многом это справедливо, однако нередко именно увлечение техникой, страсть к ее приобретению и приумножению оказывается немаловажным фактором в данном вопросе. Что же здесь имеется в виду? Технический прогресс приводит к тому, что мы приобретаем все больше не только нужных нам вещей, но и совершенно лишних. А это порождает целый комплекс проблем по их обслуживанию, модернизации, утилизации. Это нередко отнимает очень много сил и времени, что неблагоприятно сказывается на духовном развитии, на поиске ответов на самые важные вопросы. Часто в результате человек становится гораздо больше уязвим для сил зла.

Простейший пример. Человек покупает автомобиль. Перед ним сразу встает множество проблем: бензин, ремонт, стоянка, мытье машины и т.д. Решая их, человек (особенно в нашей стране) не может не поступаться своей совестью, не вовлекаться в разрушение мира. Например, он прекрасно понимает, что мыть машину в реке — значит засорять реку, но не помыть нельзя: оштрафуют. Длительный разогрев двигателя дает целое облако ядовитых выхлопных газов, травит всех окружающих, но иначе автомобиль не поедет. Получение прав, техосмотры, нарушения правил, другие контакты с ГАИ требуют от человека унижения, а то и взяток. К тому же надо учесть, что автомобиль везет не столько человека, сколько сам себя (вес его около тонны, а человека — меньше ста килограммов). Поэтому топливо расходуется практически впустую, а ведь его добыча тоже сопровождается разрушением мира. А если еще вспомнить о том, сколько различных материалов (металла, резины, пластмассы, стекла) требуется для изготовления автомобиля. При современном уровне развития технологии их добыча и переработка также совсем не способствуют укреплению мира, наоборот, разрушают его. Не стоит принимать сказанное здесь за призыв немедленно отказаться от автомобилей вообще, просто, приобретая себе автомобиль (да и не только его), подумайте, действительно ли он вам так нужен. Может быть, для перемещения веса вашего тела пока еще достаточно одной человеческой силы, и не требуются десятки сил лошадиных?

Современная научно-техническая цивилизация усиленно развивается уже более ста лет. За это время на это развитие было затрачено очень много сил и средств, огромное количество полезных ископаемых и других невосполнимых природных ресурсов. Пора подвести некоторые итоги. Но по какому показателю можно оценить деятельность целой цивилизации? Наверное, наиболее наглядно использовать для этого такое известное всем понятие, как коэффициент полезного действия. То есть посмотреть, каков действительно полезный выход дала цивилизация для обычного человека, для его повседневной, обыденной жизни. Если перестать гордиться тем, что кто-то где-то зачем-то сделал, открыл, куда-то слетал, что-то грандиозное построил, если посмотреть вокруг трезвым взглядом, то картина откроется довольно плачевная. Колоссальная доля затраченных сил и ресурсов идет на изготовление средств уничтожения людей, на поддержание и развитие самого производства, наконец, на утилизацию многочисленных отходов. О полезности всего этого на данном этапе, конечно, можно спорить, но то, что это бесполезно в историческом масштабе, совершенно очевидно. Доля же выхода действительно полезных изделий, продуктов, устройств, помогающих человеку полноценно жить, ничтожно мала. К тому же ценность многих из них, если подходить совершенно непредвзято, довольно сомнительна: без них вполне можно было бы обойтись, как обходились тысячи лет до этого. Получается, что мы сейчас живем практически впустую, что общий результат нашей деятельности для Земли и человечества, для мира в целом даже не нулевой, а отрицательный. Ведь все наше «развитие» происходит исключительно за счет паразитирования на том, что не нами создано, и никаких положительных сдвигов в этом вопросе, к сожалению, не наблюдается.

Что бы вы сказали о человеке, который каждый день в течение 12—13 часов занимается изготовлением все новых и новых ножей, боевых топоров, кастетов, арбалетов, а также пороха, делает для этого все больше приспособлений, находит металл и топливо для кузницы, выносит накопившийся мусор. Он постоянно готовится к возможному нападению соседа (который, между прочим, занимается тем же самым). И только 2—3 часа в день из оставшихся отходов он делает кое-что полезное для дома, для быта, добывает и готовит пищу. Дом его неуютен и грязен, сам он питается все хуже и хуже, зато все стены увешаны оружием. Наверное, вы бы сказали, что это сумасшедший или какой-то бандит. Вот так же и вся наша цивилизация.

В заключение этой главы тем, кто верит только науке и не верит ничему кроме науки, хотелось бы напомнить слова великого Ньютона, который говорил, что деятельность ученого напоминает ему игру ребенка на берегу моря: время от времени он обнаруживает прекрасные камешки и ракушки, в то время как великий океан истины лежит перед ним совершенно неразгаданный. Конечно, познать весь океан не дано никому, но ведь находить эти самые крупицы истины может не только наука. И, конечно же, вряд ли можно рассчитывать получить сведения об океане в целом, о законах его жизни, его возникновении и дальнейшей судьбе, только собирая камешки на его берегу.