Сразу же договоримся, что в этой главе миром мы будем называть то, что обычно имеет в виду под этим термином наука. То есть в данном случае мир — это природа, изучением которой и занимаются ученые или, как их называли раньше, естествоиспытатели, а также человеческое общество и плоды его труда. Строго говоря, это лишь незначительная часть настоящего, полного мира, которая отличается тем, что более или менее доступна человеческому уму, нашим органам чувств и созданным нами приборам. Конечно, влияние этой части на людей очень велико, ее изучение имеет для нас принципиальное значение, но считать, что кроме нее ничего не существует, было бы крайне легкомысленно.

Может возникнуть вопрос о том, почему мир (природу и общество) надо как-то отделять от непосредственно окружающих нас конкретных людей, в чем принципиальная разница между ними. На самом деле, конечно же, никакого коренного различия в данном случае не существует, так как весь мир целостен, един, и отношение ко всем его частям должно быть одинаковым. Однако надо учитывать некоторые характерные особенности сознания современного человека.

Во-первых, непосредственное общение с людьми занимает гораздо большее место в нашей жизни, чем общение с природой или, скажем, с обществом, государством. Точнее, мы сами придаем отношениям с конкретными людьми несравнимо большее значение, сильнее переживаем конфликты сними, сильнее привязываемся к ним, наконец, всем сердцем любим или ненавидим их. А кто обращает внимание на природу? Художники, рисующие пейзажи, писатели, описывающие виды природы, ученые, исследующие природные явления. И, пожалуй, все. Правда, и все остальные люди любят полюбоваться красивым видом и поговорить о погоде, но это уже так, между делом. С обществом мы сталкиваемся тоже не так уж часто, например, нарушении законов государства, уплате налогов, оформлении документов, регистрации брака или рождения ребенка, голосовании на выборах и в других подобных случаях.

Во-вторых, что значительно важнее, чрезвычайно распространено принципиально различное отношение к природе и к окружающим людям с точки зрения добра и зла. Например, в не столь далекие времена популярным было следующее заявление: «Нам надо стремиться к тому, чтобы такие слова, как война, борьба, покорение, мы бы употребляли только по отношению к природе, а не по отношению к человеку». Очень гуманно, не так ли? Но почему мы обязательно должны с кем-то воевать, хотя бы и с природой, покорять ее, преобразовывать, разрушать, уничтожать? За последние годы стало особенно заметно, что в этой войне страдаем прежде всего мы сами. Однако по-прежнему многие считают, что те действия, которые недопустимы, когда они направлены на человека, вполне оправданы и даже заслуживают восхищения, если они направлены на природу. И то, что в отношениях между людьми однозначно признается злом, не может быть названо таковым, когда речь идет о природе, на которую вообще нельзя распространять никакие нормы морали.

Хуже того, природа часто однозначно воспринимается как открытый или затаившийся враг, способный на любые подлости. Ведь даже про экологические катастрофы говорят, что это нам «мстит природа». Какая может быть месть и вражда между частями единого мира? Точно так же можно называть местью своего тела боль, воспаление, нагноение, лихорадку от сознательно или нечаянно порезанного пальца. В действительности человек вносит разрушения в мир и потом сам страдает от этого вместе с природой, а месть здесь ни при чем. Мстительность — это порок, свойственный только таким развитым и свободным существам, как люди.

Согласно зороастрийскому учению, каждый неправильный поступок наносит урон как самому человеку, так и всему миру в целом. В результате повышается уязвимость человека и мира перед происками сил зла. А уж они-то обязательно воспользуются предоставившейся возможностью расширить свое влияние, увеличить разрушения мира, ведь это условие их выживания. Но их удар или удары, хотя они и представляют собой прямое следствие наших действий, никак нельзя назвать местью «жестокого» мира, его защитной реакцией против нас. Так что популярное утверждение, что нам возвращается исключительно наше собственное зло, не совсем верно. Зло всегда порождается только злом, то есть дьяволом и его прислужниками, а вовсе не отскакивает от мира к человеку или от человека к человеку, как мячик от стенки. Именно поэтому несчастье может прийти к согрешившему человеку не сразу, а может и вообще не прийти, если силы зла считают данного человека своим служителем. Именно поэтому заслуженные человеком несчастья могут годами накапливаться, чтобы потом обрушиться на него одним большим несчастьем. Именно поэтому за грехи общества, человечества иногда страдают даже самые чистые люди, искупая тем самым чужое зло. И именно поэтому несчастье может прийти к человеку в такой форме, которая внешне никак не связана с вызвавшим его поступком. То есть совсем не обязательно человек, калечивший других людей, сам будет искалечен, унижавший других сам будет унижен, убивавший животных сам будет убит, засорявший воздух промышленными выбросами сам задохнется. В выборе средств поражения, осквернения, разрушения силы зла чрезвычайно изобретательны, они всегда стараются избегать однообразия, шаблона, чтобы с ними было сложнее бороться.

Для мира, в котором мы живем, сейчас придумано очень красноречивое определение — «окружающая среда». Сам выбор термина говорит о многом и в свою очередь определяет наше отношение к тому, что он обозначает. Мир рассматривается всего лишь как среда, в которой живет человек. Миру больше нечего делать, как только окружать нас, создавать нам подходящие условия для жизни, приносить нам удовольствие. Мир можно не замечать, пока он комфортен для нас, но его надо улучшать, когда он становится для нас неудобен, вреден, опасен. То есть речь не идет о каком бы то ни было равноправии между человеком и миром. Есть царь природы, человек, и есть то, что его окружает. Собственная жизнь, свои интересы этого самого окружения если и признаются, то вовсе не считаются первостепенными, требующими уважения сами по себе, а не с точки зрения наших нужд. Окружающую среду можно изучать, переделывать, использовать как свалку для своих отходов, заменять искусственной средой, но ее нельзя серьезно рассматривать как равноправную часть мира, ответственность за состояние которой лежит на нас, самых совершенных и свободных творениях.

В действительности же мы вовсе не «вышли из природы», как любит повторять наука, мы всегда жили и всегда будем жить в ней. Ее нельзя считать каким-то давно пройденным этапом, старым заброшенным домом, который не жалко и разрушить. Мы связаны с ней гораздо сильнее, чем принято считать. Если природа погибнет, то неизбежно погибнем и мы, и не смогут нам помочь никакие наши способности, никакое наше совершенство, никакая наша свобода.

Изучение природы должно быть продиктовано не праздным человеческим любопытством, не простой любознательностью и не стремлением все переделать на свой вкус, как это происходит сейчас. Изучать природу надо для того, чтобы жить с ней в гармонии, чтобы понять свое место в ней, чтобы осознать ее внутренние законы и их влияние на нас. Ведь все части мира построены по единым принципам, в каждой из них можно найти отражение единых мировых закономерностей. И поэтому изучение природы может многое сказать нам о самих себе и о мире в целом. Очень часто гораздо проще и безопаснее измениться самому, чем подстраивать и переделывать под себя все окружающее. И именно изучение природы позволяет понять нам свои заблуждения и ошибки. Ведь чем больше свободы дано той или иной части мира, тем больше ошибок она может совершить. А максимальной свободой, как известно, наделен человек. Поэтому нам просто необходимо постоянно оглядываться на природу, на те части мира, которые подобной свободой не обладают и потому не могут настолько сильно ошибаться, как мы.

Пока же отношение к природе строится все-таки по принципам борьбы и вражды. Люди вбили себе в голову, что весь мир враждебен им, не приспособлен для них, что только мы сами своими руками можем обеспечить себе выживание во враждебном окружении. Отсюда страстное желание удалиться от природы, отгородиться, стать полностью независимым от нее. Мы живем в состоянии непреходящего страха, мы постоянно ждем подвоха от природных стихий, от растений и животных, как, впрочем, и от других людей.

Мы строим города, напрочь лишенные элементов природы, стараемся закрыть асфальтом и бетоном как можно больше земли, построить многоэтажные дома с максимальной изоляцией жилого пространства от внешнего мира, с кондиционированным воздухом и фильтрованной водой. Мы стремимся совсем не ходить пешком, чтобы поменьше рисковать, соприкасаясь с «враждебной» природой. Правда, надо признать, что все эти меры предосторожности сегодня, действительно стали не лишними. Природа в городах в самом деле стала мало пригодной для нормальной жизни. Но в этом виноваты только мы сами со своими промышленными и автомобильными загрязнениями воды, воздуха и земли. С этой грязью уже не может справиться никакая техника очистки, и весь наш мусор попадает в конце концов в наши же легкие и желудки, накапливается во всех тканях нашего организма. Вред от этого — на нашей совести, а исходная природа тут ни при чем.

Мы с настороженной враждебностью воспринимаем животных. Единичные случаи нападения зверей и птиц на человека красочно описываются в газетах и долго обсуждаются. Об этом пишутся приключенческие романы и снимаются фильмы, многократно усиливающие ужас реальности. Более или менее спокойно мы воспринимаем только покоренных, прирученных, одомашненных животных, но и их мы стараемся максимально переделать, лишить их свободы выбора, застраховаться от их непредсказуемости. Например, регулярно выводятся новые породы коров, не только дающие больше молока и мяса, но и отличающиеся полным безволием, заторможенностью, тупостью, не говоря уже об уменьшении рогов. Ведь гораздо спокойнее и безопаснее круглый год держать их в стойлах, чем свободно пасти на лугах. Считается, что животные в идеале должны полностью забыть о своей природе, стать одной из частей безотказного механизма, производящего продукты питания. Точно так же выращивают кур на птицефабриках, лишая их движения и включая в цепь конвейеров для получения мяса и яиц. Конвейеры подают корм, удаляют помет, забирают яйца, конвейеры же перемещают самих кур, их тушки и отдельные части тушек. Естественно, любая свобода поведения в этом случае вредна, грозит сбоями в работе конвейера. Другой вопрос, что мы еще не поняли, как отражаются на нашем здоровье продукты, получаемые в таких условиях и такой ценой. Мы просто констатируем, что стали почему-то более болезненными и слабыми, раздражительными и внутренне напряженными. А уж о животных, их нуждах и самочувствии говорить считается просто смешно.

Точно так же мы стараемся переделать и комнатных животных: собак, кошек, птиц и т.д. Выводятся породы, отличающиеся меньшим запахом, меньше линяющие, более спокойные и послушные. Идеалом многие вообще считают искусную электронную имитацию домашних животных — роботов, которые очень похоже повторяют некоторые движения настоящих животных. Их преимущества очевидны: их не надо выгуливать, кормить, лечить от болезней, они не портят мебель, на них не надо регулярно тратить деньги, их можно просто выключить на ночь или на время, пока человек занимается другими делами. Это лишний раз доказывает, что люди воспринимают природу как свою игрушку, как то, что должно приносить удовольствие, а не неприятности.

Даже в растениях мы ищем какую-то опасность, не доверяем им. Например, в городах естественно растущие в земле деревья заменяются деревьями в кадках, а то и вовсе искусственными. В квартирах и учреждениях также появляются искусные пластиковые имитации комнатных растений. Ведь за ними не надо ухаживать, не нужно поливать и удобрять их, создавать им требуемые условия освещения, они не могут заболеть или погибнуть. Точно так же настороженно медицина относится к лекарственным растениям, гораздо больше доверяя химическим препаратам или электронным приборам. Даже тогда, когда польза от какого-то растения официально признана, медики бросают все силы, чтобы выделить из него именно то вещество, которое дает полезный эффект, а затем и искусственно синтезировать его. Правда, потом обычно выясняется, что действие полученного препарата несравнимо с исходным и дает намного больше осложнений. Но признать, что в природе существуют готовые лекарства от всех болезней, врачи категорически отказываются, ведь природа враждебна нам или же нейтральна, но никак не дружественна. Да и в строительстве домов, изготовлении мебели мы всячески стараемся уйти от использования древесины, которая упорно не желает полностью соответствовать нашим жестким стандартам. Правда, мебель из древесностружечных плит получается тяжелой, менее удобной, менее прочной и менее долговечной, а стены домов из бетона не дышат, пропускают холод и влагу, зато мы застрахованы от капризов деревьев, зато производственный конвейер работает без сбоев.

Раз и навсегда настроившись на борьбу с природой, мы уже в любых рассуждениях о порочности научно-технического прогресса, о тех или иных его вредных побочных эффектах начинаем подозревать какой-то подвох, какую-то скрытую диверсию. В лучшем случае мы со снисходительной улыбкой выслушиваем доводы экологов и ставим их на место замечательной, «остроумной» фразой: «Что же нам теперь, в пещеры возвращаться?». При этом подразумевается, что за бесспорные блага прогресса вполне можно заплатить такую «не­зна­чи­тель­ную» цену, как разрушение окружающего мира. А жизнь наших предков мы представляем беспросветно тяжелой, во всем хуже нашей. Мы боимся еще и своего прошлого, то есть времени, когда люди были ближе, чем мы, к так пугающей нас природе. В худшем же случае в ответ на предостережения о гибели природы мы начинаем думать, кому это выгодно, чтобы наша страна остановилась в своем развитии, еще больше отстала от богатых, развитых стран, попала к ним в зависимость. Мы считаем, что подобную блажь, стенания о гибнущей и уже загубленной природе, могут позволить себе только те люди, которые уже всего добились, которые живут в достатке и комфорте, которым больше нечего делать. А нам надо сначала «выбиться в люди», а там будет видно. Хотя при таком подходе может оказаться, что «там», в будущем, уже не будет вообще ничего, ни природы, ни нас самих.

В общем мы сами создали себе образ врага в лице природы, приписали ей всевозможные грехи, а теперь усиленно боремся с этим врагом, ведем с ним непрерывную войну на уничтожение. А надо было бы брать пример с наших предков, приспосабливаться к природе, использовать ее огромные возможности, жить с ней в мире и согласии, воспринимать ее как неотъемлемую часть того же самого мира, к которому принадлежим и мы сами. Это нисколько не унизило бы наше достоинство, не говорило бы о нашей слабости и глупости, наоборот, свидетельствовало бы о нашей мудрости, о нашем понимании основополагающих законов мира.

Вопрос о существовании добра и зла в природе обычно отрицается наукой с упорством, достойным лучшего применения. Это тот последний рубеж, на котором ученые готовы стоять до конца, который они не сдадут ни за что. Они понимают, что как только будет признано, что в отношении природы существуют правила морали, нравственные законы, наука сразу же лишится ореола высшего авторитета, главного специалиста по всем вопросам природы, она попадет под жесткий контроль. Тогда кто-то сможет указывать науке, что ей надо делать, какие работы следует вести, а значительная часть проводимых исследований будет признана вредной, недопустимой, аморальной. Конечно, такое положение не совмещается с позицией ученых, которые ничем не ограниченную свободу научного творчества считают наиважнейшей, бесспорной, абсолютной ценностью.

Ярче всего неприятие вопроса о добре и зле проявляется в отношении науки к древним учениям. В наше время люди все больше интересуются этими учениями, находя в них ответы на многие вопросы, перед которыми пасует современная наука. Некоторые ученые считают своим долгом возглавить эти исследования, чтобы контролировать их и не остаться в стороне. Но научный метод остается неизменным и в данном случае: без упрощения современной науки попросту не существует (подроб­нее о научном методе чуть позже). А что можно упростить в древних учениях? Из них можно, по принятому мнению, «извлечь рациональное зерно, отбросив всю мистику и все предрассудки». К «мистике» и «предрассудкам» в первую очередь и относят вопросы добра и зла. Поэтому пишутся книги и статьи, подводящие научную базу под любые воззрения наших предков, под любые их методы, но только не под представления о добре и зле. Например, ученые сегодня уже говорят о реально существующих биополях, объясняющих действия экстрасенсов и целителей, действительной связи линий на ладонях с состоянием здоровья и чертами характера человека, космических излучениях, существование которых позволяет объяснить многие астрологические методы, наконец, о некоем едином энергоинформационном поле вселенной, которое, как считается, наши предки называли Богом. Но о добре и зле не говорит практически никто. То есть постепенно, шаг за шагом признается истинность всего того, о чем знали и писали древние, их мудростью восхищаются, их знания призывают брать на вооружение, однако их представления о добре и зле по-прежнему считаются все тем же наивным заблуждением, которое надо безоговорочно отбросить.

В лучшем случае за миром, за природой признают только зло. Добро при этом оставляют только человеку. Мол, мир отвечает злом на зло, и это один из главных законов природы. Но чаще утверждают, что в мире, природе добра и зла нет и быть не может. Например, часто говорят, что законы, закономерности мира находятся вне морали. То есть считают, что если какая-то причина обязательно вызывает какое-то следствие, то добро и зло здесь абсолютно ни при чем. Именно отсюда и делается вывод, что мир, живущий по своим неизменным законам, безразличен к добру и злу. Такой подход основывается на неправильном понимании добра и зла. Он предполагает, что добро и зло — это всего лишь два возможных отклонения от нормы, два равноправных пути, которые, хоть и ведут в разные стороны, но, с точки зрения мировых законов, ничем не лучше один другого.

Религии светлого направления говорят о другом. Добро — это весь мир со всеми законами, это установленный Творцом порядок, а также правильное направление развития мира. Любое нарушение порядка, любое отклонение от правильного пути — это зло. И хотя все законы мира действуют в любом случае, при любом развитии событий, они представляют собой неотъемлемую часть добра и противостоят злу, то есть хаосу, разрушению, смерти. Именно законы мира (точнее, высшие законы мира), установленные Творцом, не дают злу одержать полную победу и неизбежно приведут в конечном итоге к торжеству добра и уничтожению зла. И если законы мира не исключают зло, допускают его, то только потому, что они подразумевают свободу выбора для творений. А свобода выбора автоматически предполагает возможность существования зла.

Попробуем разобраться в том, что же такое наука, взявшая на себя миссию познания мира, каковы ее методы, достоинства и недостатки.

Сущность современной науки обычно понимают не совсем верно. Распространено мнение, что наука добывает нам истину о мире, причем чем дальше, тем этой истины больше и тем она глубже. Действительно, внешне все выглядит именно так, и об этом же не устают повторять сами ученые. Объем информации о мире, предлагаемой наукой, растет с постоянно возрастающей скоростью, и, казалось бы, ее количество неизбежно должно перейти в качество. Однако до действительно глубокого понимания мира, осознания его движущих сил, постижения роли и места человека в мире науке все еще очень далеко. Причем нет никаких оснований утверждать, что она хоть как-то приближается к этому самому главному знанию, ради которого, собственно, и стоит изучать мир.

Достижения науки в сфере нашей повседневной жизни бесспорны — тут и компьютеры, и космическая связь, и немыслимые химические соединения, и рискованные генные эксперименты, и страшнейшее оружие, угрожающее всей жизни на Земле. Но нет никакой гарантии, что будущее развитие науки не приведет всего лишь к появлению подобных же новых игрушек для взрослых, которыми, конечно, можно гордиться, но которые нисколько не приближают нас к ответам на важнейшие вопросы. Более того, наука дает людям все больше и больше средств развлечений (радио, магнитофоны, телевизоры, видеокамеры, компьютеры, Интернет и т.д.), почти совсем не оставляющих нам времени для обдумывания самых существенных проблем. Она словно специально пытается отвлечь нас от раздумий о жизненно необходимых вопросах —своем месте в мире, цели жизни, основополагающих принципах мира, добре и зле. Видимо, она делает это из соображений самосохранения, чтобы скрыть свою несостоятельность в этих проблемах. Так что наука, по большому счету, не только не помогает нам, но и прямо мешает.

Если разобраться, то основную суть современной науки можно сформулировать одним словом — упрощение. Может показаться, что такое утверждение довольно нелепо, ведь всем известно, что наука — это одна из сложнейших областей человеческой деятельности, хорошо овладеть наукой способен далеко не каждый человек. И вдруг — упрощение. Но дело в том, что современная наука пытается понять мир только с помощью знаний, то есть исходя исключительно из опыта. А мир неисчерпаемо сложен, принципиально недоступен для полного понимания человеком. Причем полностью понять мы не можем не только мир в целом, но и любую его частицу, любое его проявление. И остается только одно — заменять непостижимо сложный мир или его часть простой и понятной моделью. На это работают все научные методы — такие, как классификация, систематизация, выявление закономерностей, выделение главного, обобщение, составление структурных схем и алгоритмов, использование аналогий при построении выводов и т.д. Полученная таким образом модель позволяет человеку более или менее эффективно взаимодействовать с миром.

Естественно, количество моделей, предлагаемых наукой, растет огромными темпами, их уже существует бесчисленное множество, и число их в принципе ничем не ограничено, так как мир неисчерпаем. При этом создателей моделей не слишком волнует, насколько полно, точно и глубоко их построения отражают действительную сущность мира. Главное для них — понятна ли предложенная модель человеку и можно ли извлечь из нее какую-нибудь практическую пользу. Подобный подход — не следствие злого умысла ученых, это абсолютно естественный и единственно возможный путь для каждого человека, пытающегося самостоятельно, на своем опыте познать непостижимый мир.

Если бы за основу миропонимания наука приняла религиозную веру, заменяющую основную часть мира своей моделью, то ей было бы намного проще. Ведь тогда на долю науки оставались бы только частности, только прикладные задачи, приносящие конкретную пользу, дающие непосредственную и быструю отдачу. И тогда модели, предлагаемые наукой, были бы значительно ближе к реальности. Но современная наука слишком возгордилась, она объявила себя самодостаточной, не нуждающейся ни в чем другом и теперь тщетно пытается объять необъятное, создать от нуля так называемую «научную картину мира». А на реальные нужды человека часто уже не хватает ни времени, ни средств, ни сил. И накапливающиеся упрощения, предлагаемые наукой, порой несут в себе большую ложь и прямую опасность для всего мира.

Может быть, со временем модели, прелагаемые наукой, становятся все совершеннее, все ближе к действительности? Ничуть не бывало. Совершенство моделей, как ни парадоксально это звучит, практически не зависит ни от времени их создания, ни от широты охвата мира, ни от общего числа существующих моделей, ни даже от глубины рассмотрения моделируемого явления. Совершенство любой модели ограничено прежде всего возможностями человеческого разума, для которого она, собственно, и предназначается. Ведь если модель будет непостижима для разума, то от нее не будет никакого проку, никакой практической отдачи. Да и не способен разум человека создать такую непостижимую для самого себя модель. А возможности человеческого разума остаются все такими же, что и тысячи лет назад. Поэтому число моделей может бесконечно увеличиваться с ростом количества людей вообще и ученых в частности, но сложность каждой из них в принципе не может выйти за рамки возможностей одного человека.

Можно ли при этом считать, что увеличение числа научных моделей приближает человечество к пониманию мира? Другими словами, можно ли как-то суммировать все существующие научные знания?

Как всем известно, наука развивается вширь и вглубь. Развитие вширь предполагает охват все большего количества природных явлений, все большего количества частиц мира. Примерами последних направлений такого развития можно назвать генную инженерию, атомную энергетику, электронику, изучение далеких галактик. Естественно, каждое новое направление предлагает свой набор научных моделей. Соединить их в единое знание совершенно невозможно, так как любой ученый исходит из того, что каждой изучаемой им части мира присущи свои особые законы, и соответственно строит собственную частную теорию. Например, как можно объединить науку о поведении насекомых и науку о строении звезд? Как можно объединить вирусологию с атомной энергетикой? Что каждая из таких наук может дать другой науке, в чем каждая из них может дополнить другую? Да ученые, занимающиеся этими науками, просто не поймут друг друга. Ведь каждая частная наука развивалась своими путями, основывалась на собственных допущениях, собственных представлениях о предмете изучения и его месте в мире. Каждая наука пользуется своей особой терминологией, своим уникальным языком.

Может быть, с развитием науки вглубь дело обстоит лучше? Ведь в данном случае ученые изучают всего лишь одно явление, но только на все более глубоких уровнях. Может быть, все их модели можно как-то объединить? В действительности здесь тоже далеко не все просто. Возьмем для примера обычную воду. Самое простое применение знаний о воде — это организация водопровода, прокладка труб или желобов, по которым вода поступает в дома. Соответствующий уровень знаний о воде, как нам известно, был прекрасно освоен даже нашими далекими предками. Еще один уровень — молекулярный, то есть исследование химических свойств воды. Следующий уровень изучения воды связан уже с атомами, изотопами, элементарными частицами. Эти знания были получены наукой совсем недавно. Можем ли мы объединить представления, лежащие в основе водопровода, и модель воды на уровне атомов? Нет, не можем. Ведь они опять-таки строились независимо друг от друга, для решения разных задач, со своими допущениями, использованием своего особого языка. Специалисту по водопроводу в подавляющем большинстве случаев не нужны знания об атомной структуре воды, они ему непонятны и будут только мешать. Точно так же специалисту по атомной структуре воды не нужны специфические знания по организации водопровода, они будут только отвлекать его от исследований.

Но помимо таких чисто практических соображений существуют и объективные причины невозможности объединения разных научных моделей в единую научную картину мира. Уже отмечалось, что сложность каждой модели ограничена возможностями разума человека. Поэтому для полноценного объединения любых двух сильно развитых моделей может потребоваться разум, вдвое более совершенный, чем разум человека. Или же эти модели придется, грубо говоря, вдвое упростить. Ведь в человека нельзя впихнуть больше знаний, чем он способен освоить и активно использовать. И точно так же для полноценного объединения всех моделей всех частей мира в единую систему нужен уже единый разум, сложность которого не уступает сложности целого мира. Понятно, что такой уровень принципиально недоступен не только отдельно взятому человеку, но и человечеству в целом. То есть количество моделей никогда не может само собой перейти в новое качество.

Кстати, о суммировании интеллектов.

Уже упоминалось, что открытия, как правило, делаются отдельными людьми, а не научными коллективами. Но ведь сумма знаний коллектива всегда неизмеримо выше знаний одного человека, входящего в коллектив, да и доступный коллективу объем исследований тоже несравнимо больше. Это лишний раз подтверждает, что любое открытие всегда неожиданно, непредсказуемо, его невозможно организовать или запланировать. Иначе можно было бы распределить между членами коллектива обязанности по совершению открытия, каждому выделить свою часть работы, обеспечить твердое руководство и железную дисциплину и к назначенному сроку совершить столько открытий, сколько надо. Мысль всегда приходит в голову одному человеку, причем даже не обязательно самому умному, самому знающему. Правда, правильно распорядиться мыслью способен только тот, кто к ней готов, кто может ее понять, изложить другим, наконец, воплотить в конкретные дела. И именно поэтому один человек может порой понимать гораздо больше, чем любой коллектив, чем даже все остальные люди, составляющие человечество. Свидетельство тому — пророки и гении, которые переворачивают все существующие представления, казавшиеся до поры до времени бесспорными и незыблемыми.

Но вернемся к научному методу.

В результате развития науки на протяжении последних веков происходило неуклонное накопление знаний, не имеющих к жизни человека прямого отношения, тех знаний, без которых вполне можно было бы обойтись. И совершенно неправильно утверждать, что в результате этого процесса человечество однозначно умнело. Ведь любые новые знания неминуемо вытесняют старые, занимают место старых, причем старые знания совсем не обязательно хуже новых. Добывая необязательные знания, мы неизбежно теряем многое из того, без чего нельзя обойтись, что было накоплено нашими предками и приносило гораздо больше пользы для повседневной, обыденной жизни. Во многих случаях рациональнее было бы развивать и совершенствовать древние знания, а не отбрасывать их, не заменять чем-то новым. К примеру, астрологические знания наших предков могли бы оказывать всем нам вполне реальную помощь в повседневной жизни, например, в лечении болезней, разрешении психологических проблем. А вот астрономические знания о далеких звездах и галактиках, вытеснившие астрологические знания и получаемые с помощью фантастически дорогой аппаратуры, не имеют никакого практического значения, представляют чисто научный интерес. Зато они не несут в себе никакой «мистической» или «религиозной» основы, полностью базируются на научных моделях. Амбиции науки оказываются важнее истинных интересов человека.

Всем известны такие штампы, как «наука открывает законы мира» или «наука постигает тайны мироздания». При этом предполагается, что существуют некие простые истины, до поры до времени скрытые от нас, но вполне доступные нам. Причем истин этих не слишком много, во всяком случае не бесконечное количество. И достаточно их только раскопать, найти, увидеть, чтобы все в мире стало ясно и понятно раз и навсегда. Но все не так просто. Строго говоря, наука вовсе не открывает законы мира, а подбирает более или менее внятные объяснения, предлагает более или менее верные математические выражения для тех вечных законов, которые человеку до конца понять не дано. Именно поэтому ничего неизменного, раз и навсегда установленного, открытого, понятого в науке нет и быть не может. Именно поэтому одна научная концепция сменяется другой, а одновременно могут существовать несколько теорий одного и того же явления. Законы мира остаются неизменными, а в науке регулярно случаются революции, перевороты, пересмотры сложившихся представлений. Так что «законы мира» в понимании науки и истинные законы мира это вовсе не одно и то же. Наука всего лишь раз за разом открывает удобный для себя в данный момент язык описания непостижимых законов мира.

При создании простой модели любого сложного явления неизбежно отбрасывание каких-то его проявлений, свойств, качеств. Вся проблема состоит в необходимости понимать, что отбросить можно, а что нельзя, чтобы не потерять самого главного, чтобы не принести затем вред ни себе, ни миру в целом. К сожалению, в наше время, когда отброшены все знания, накопленные нашими предками, и вся их вера, мы утеряли те принципы, которые могут в этом помочь. Именно поэтому упрощение, предлагаемое современной наукой, как правило, несет в себе множество опасностей, разрушительных возможностей, которые могут проявиться не сразу, не все, не полностью, но которые обязательно проявляются. С такими просчетами самых титулованных ученых, самых уважаемых научных коллективов мы сталкиваемся на каждом шагу. Более того, накопление ошибок достигло уже такого уровня, который настоятельно требует мобилизации всей науки на исправление прошлых просчетов, иначе мир может просто погибнуть. Это касается, например, затопления в морях контейнеров с химическим оружием. Это касается и широко развернутой программы атомной энергетики. Это касается и разворачивающихся исследований в области генной инженерии. Новые ошибки, добавленные к уже накопленным, вполне могут вскоре довести общее количество ошибок до критического предела, когда исправление уже будет невозможно, поэтому начинать многие новые научные программы для человечества сегодня просто опасно. Нам бы успеть разобраться с тем, что уже сделано.

Упрощение, свойственное науке, несет в себе большую опасность обольщения. Ведь когда человек узнает простую модель какого-то явления или даже создает свою собственную работоспособную модель, то у него возникает убеждение, что точно так же, легко и просто, он может познать весь остальной мир. Именно отсюда идет большая самоуверенность науки, ее убежденность в своей способности все объяснить, а также предвидеть любые последствия человеческой деятельности, в своем праве определять направления развития цивилизации. Наука уверена в том, что только она (и никто другой) знает истину. Даже если наука и признает свою ограниченность, она ничуть не сомневается, что ее познания самые полные, что ей не у кого учиться, не к кому прислушиваться, не у кого спрашивать совета.

Может показаться, что основания для такой уверенности дает постоянно возрастающая сложность науки, ее развитие вширь и вглубь. Но это всего лишь иллюзия. Качество наших общих представлений о мире очень слабо связано со сложностью науки, количеством существующих научных моделей и степенью разработанности каждой частной модели в отдельности. Хуже того, чем больше суммарная сложность науки, тем выше вероятность ее крупных ошибок. Ведь если, например, дом построен из кирпичей, в каждом из которых имеется какой-то дефект, то вероятность разрушения этого дома автоматически возрастает с ростом его высоты. Точно так же объединение нескольких несовершенных, неполных моделей образует еще менее совершенную суммарную модель. Ведь дефекты каждой отдельной модели никуда не денутся, а к ним еще и добавятся дефекты моделирования взаимосвязей между моделями. Тот же дом может рухнуть не только от дефектных кирпичей, но и от некачественного раствора, ошибок каменщиков или просчетов архитектора. То есть получается, что частные науки всегда ближе к истине, чем так называемая «научная картина мира», основанная на их выводах. И чем более общие, универсальные рекомендации и прогнозы дает нам наука, тем меньше оснований им доверять.

Рост расхождения науки с реальностью увеличивается не только по мере увеличения охвата мира. Например, углубление в микромир также сопряжено с большими трудностями моделирования. Понять поведение элементарных частиц оказывается ничуть не проще, а иногда и сложнее, чем поведение больших частей мира, хотя еще недавно казалось, что именно в микромире нас ждет столь желанная простота. Общий принцип, наверное, можно сформулировать так: чем ближе к реальному миру, тем меньше точность науки, тем больше вероятность ее ошибок.

Точнее и безошибочнее всего работают модели технических устройств, созданных человеком. Например, поведение компьютера или автомобиля наука может описать и предсказать довольно достоверно, гораздо лучше, чем поведение природных стихий, растения, животного или человека. Дело в том, что техника строится в значительной степени на основе принципов, предложенных самим человеком. А моделирование реальности при этом ограничивается самыми простыми, грубыми и потому высоконадежными моделями. К примеру, если попробовать промоделировать движения всех электронов в компьютере, то точность такого моделирования будет невысока. Но модели цифровой электроники предельно просты, грубы, не учитывают тонких эффектов в веществе, в результате чего работают почти всегда правильно. Это, кстати, одна из причин, почему цифровая электроника повсеместно вытесняет аналоговую электронику, поведение которой никогда нельзя точно описать. Точно так же трудно было бы предсказать поведение всех молекул горючей смеси в цилиндре мотора машины. Но грубая модель говорит о том, что воспламененная смесь обязательно сгорит и двинет поршень, и это почти всегда так. То есть грубая модель дает меньше ошибок, чем тонкая, претендующая на полноту. Получается парадокс: любая попытка приближения к миру удаляет нас от него.

Безошибочность грубых моделей можно проиллюстрировать и более простыми примерами. Всем известно, что если очень сильно ударить человека по голове, то он обязательно умрет. Механизмы и процессы наступления смерти в данном случае не слишком важны, главное состоит в том, что известное действие приводит к известному результату. Такая грубая модель человека доступна самому тупому громиле, который даже никогда не задумывался о сложности и многогранности человеческой природы. Или, например, если человека не кормить, то ему очень захочется есть, и ради еды он будет согласен на многое. А если его регулярно бить и унижать, то можно заставить его выполнять самую тяжелую и бессмысленную работу. Это тоже грубые и почти всегда верные модели. Именно такие модели, как правило, берутся за основу всевозможных теорий переустройства общества, призванных осчастливить человечество. Их поверхностная правда привлекает многих и заслоняет собой их неполноту и, следовательно, скрытую ложь. Ведь человек вовсе не сводится к таким простым моделям, его сложность неминуемо проявляет себя в самых разных ситуациях, пусть и не слишком часто. Ориентация на такие грубые модели нарушает один из важнейших законов мира — лишает человека свободы выбора, свободы самореализации, заставляет его действовать, как примитивный автомат.

Конечно, было бы абсолютно неправильно утверждать, что наука всегда и во всем бесполезна, приносит вред, тем более что она представляет собой зло. Нет, она вполне может приносить несомненную пользу, помогать человеку жить и восстанавливать гармонию мира. Но все это только до тех пор, пока наука помнит о своей ограниченности, несовершенстве и неполноте всех своих моделей, пока она не пытается отождествить реальность со своими представлениями, пока применяет свои модели строго по назначению. Наука безвредна и даже полезна тогда, когда она свои построения использует для лучшего понимания мира, для лучшего взаимодействия с миром. В этом случае неполнота научных моделей практически не сказывается, во всяком случае не приводит к трагедиям. Совсем другое дело, когда наука берется за активную и кардинальную переделку мира, которая всегда неизбежно сводится к разрушению естественной гармонии, то есть служит злу. Как только наука провозглашает свое бесспорное право вмешиваться в мир, преобразовывать его по своему усмотрению, сразу же начинают проявляться все скрытые недостатки используемых моделей, все их отличия от реальности. И то, что в моделях было простым, понятным, легко контролируемым, оказывается в действительности гораздо более сложным и непредсказуемым.

Рассмотрим простейшую ситуацию. Пусть художник нарисовал на листе бумаги лошадь, причем нарисовал очень похоже, с множеством деталей. Прежде всего этот рисунок — произведение искусства и уже этим интересен. Но можно ли его использовать, так сказать, в практических целях? Конечно. Например, для изучения особенностей строения лошади или для того, чтобы научить кого-то обращаться с лошадью, седлать ее или запрягать в повозку. Но всегда необходимо помнить, что рисунок — это еще не настоящая лошадь, а всего лишь ее сильно упрощенная модель, и то, что легко проделать с рисунком, не пройдет с реальной лошадью. Например, нам кажется, что для увеличения скорости бега надо вдвое увеличить длину ног лошади. На рисунке все просто: мы сначала стираем резинкой прежние ноги, а затем рисуем новые, более длинные. Но попытка  удлинить ноги реальной лошади закончится трагедией —она будет искалечена и вообще не сможет ходить.

Меньше опасностей несет в себе отождествление модели с оригиналом в том случае, если оригинал представляет собой создание самого человека, например, какую-нибудь машину, механизм, строение. В подобных случаях наука может контролировать почти все происходящие процессы, в том числе и процессы модернизации. Но именно почти все. Потому что ни одно техническое устройство, ни одно сооружение человека не существует изолированно, само по себе, оно всегда взаимодействует с реальным миром, который не может быть описан научными моделями. И прежде всего источником непредсказуемых событий является человек с его свободной волей, сложностью и непредсказуемостью, грехами и пороками. Описать поведение человека, тем более поведение всех людей невозможно. Поэтому уверения науки относительно абсолютной безопасности и надежности любого технического изделия — это не более чем пустые слова. А ведь помимо человека есть еще животные, растения, природные и погодные факторы, точно описать которые науке также не дано. Так что и в рассматриваемом случае претензии науки на полный контроль явно беспочвенны.

Упрощенная модель, всерьез претендующая на полноту, представляет собой не что иное, как ложь, точнее, полуправду, которая обычно коварнее и опаснее явной лжи. Поэтому вполне понятно, какой огромный вред может принести любая попытка перестроить жизнь или даже ее часть в строгом соответствии с наукой. Менее опасно использование только отдельных рекомендаций науки, но и здесь последствия могут быть совершенно неожиданными. Интересно, что в этом смысле не существует принципиальной разницы между теми науками, которые называются настоящими, полноценными, и теми, которые критикуются как ложные, несостоятельные, идеологизированные. Ведь в любой науке, какой бы ложной она ни была, обязательно содержится доля правды, иначе такая наука просто не смогла бы существовать. Но и в любой самой, так сказать, честной науке обязательно содержатся добросовестные заблуждения, невольные ошибки, сознательные упрощения реальности. Так что все науки могут рассматриваться как более или менее полные, более или менее верные, но обязательно ограниченные модели мира. Поэтому любая попытка строго, последовательно, полностью воплотить все научные выводы в жизнь неизбежно приведет к нарушению естественной гармонии мира. Весь опыт последних веков показывает, что незначительные улучшения жизни, порожденные науками, дались нам слишком высокой ценой, ценой подведения мира к краю пропасти, вполне реальной угрозе всеобщего уничтожения. Ученые любят повторять, что в науке отрицательный результат — тоже результат, но когда эти отрицательные результаты выходят за пределы научных лабораторий, их надо рассматривать уже не как ошибки, а как самые настоящие преступления.

А для демонстрации возможностей науки разумно и идеально построить нашу жизнь, можно привести всего два наглядных примера.

Первый из них касается проблемы предсказания погоды. Все прекрасно знают о низком качестве этих предсказаний. И если уж наука, вооруженная самой современной техникой, не может безошибочно предвидеть изменения погоды даже на несколько часов вперед, то как можно ждать от нее предсказания развития неизмеримо более сложного человеческого общества на месяцы, годы и даже века? Если уж о серьезном влиянии на погоду говорить пока не приходится, то как можно верить обещаниям науки разумно и целесообразно обустроить жизнь людей, каждый из которых наделен такой большой свободой, которая и не снилась воздушным массам?

Второй пример возьмем из той области науки, которой она неизменно гордится. Речь идет об освоении космоса. Ведь если посмотреть здраво, без привычных восторгов и бездумного восхищения, то дело здесь обстоит вовсе не так уж хорошо, как принято считать. Что мы имеем на сегодняшний день? Довольно примитивные по сравнению с любой частью мира небольшие металлические контейнеры выводятся на околоземную орбиту и летают по ней некоторое время. Конечно, они начинены самым современным оборудованием, в них даже могут жить люди, но суть от этого меняется мало. На разработку и изготовление этих контейнеров и средств их доставки затрачивается труд десятков тысяч людей. Тысячи других людей непосредственно управляют их полетом. Ведущие ученые привлечены к решению проблем поддержания их жизнедеятельности. Но даже несмотря на все эти огромные усилия совсем нередки серьезные аварии, значительные неполадки, непредсказуемые отказы, даже катастрофы. Космический корабль, орбитальная станция, спутник — все это довольно чистые примеры научной организации жизни от начала и до конца, ведь ничего подобного в природе не существует. И получается, что даже в таком мелком масштабе наука часто оказывается бессильной. Что же тогда говорить о более масштабных экспериментах по научной переделке действительности?

Здесь же надо отметить, что созданием моделей мира помимо науки занимаются и многие другие виды человеческой деятельности. Эти модели тоже ни в коем случае нельзя смешивать с реальностью. Модель сама по себе может быть полезной, красивой и занимательной, но как только ее пытаются полностью и без всяких дополнений воплотить в жизнь, она сразу становится бесполезной или даже вредной.

Например, ребенок, начитавшийся сказок, причем умных, талантливых, полезных, решает вести себя в реальной жизни точно так же, как сказочные герои. Естественно, его ждет огромное разочарование. Ведь волшебные силы в реальности вовсе не желают приходить к нему на помощь по первому зову, а злодеи часто оказываются сильнее, одерживают победы и благоденствуют. Достигнуть своей цели в реальности значительно труднее, чем в сказках, так как существует масса препятствий. Впрочем, это никак не снижает ценности сказок, которые, как правило, иносказательно говорят об устройстве мира гораздо доходчивее и глубже любых научных трудов.

Или представьте себе, что актер, играющий в популярном фильме непобедимого воина, легко и просто расправляющегося с десятками врагов, вдруг вообразит себя в самом деле таким же ловким, сильным и неуязвимым, как его герой. Он смело ввяжется в первую попавшуюся драку (может быть, даже сам спровоцирует ее) и, конечно же, будет сильно побит, так как противники и не подумают поддаваться ему. Кстати, реальных примеров этого предостаточно. То же самое можно сказать о спортсменах, привыкших одолевать своих соперников в поединках, ведущихся по строгим правилам, но оказывающихся совершенно бессильными, когда их противники никаких правил не соблюдают, действуют по принципу «против лома нет приема».

Или взять военных, которые привыкли одерживать красивые победы на маневрах и учениях, условия которых придуманы ими самими. В реальных боевых действиях все окажется вовсе не так просто, так как противник не захочет действовать по правилам маневров. И если какой-нибудь генерал забудет об этом, он неминуемо потерпит поражение. А самую большую опасность несут в себе даже не реальные маневры, а компьютерные модели сражений. Ведь в этом случае к несовершенству модели боя добавляются несовершенства программных моделей солдат, техники, оружия, ландшафтов, погоды и т.д. Хуже всего, если и в реальных сражениях генералы видят перед собой все ту же привычную по маневрам картинку на экране компьютера. При этом не спутать модель с реальностью крайне сложно. А ведь погибнут в результате уже живые люди, а не программные модели. И то же самое происходит при обучении вождению автомобиля на компьютерном тренажере: привыкнув к нестрашным авариям на экране компьютера, водитель может потерять бдительность на реальной дороге.

Но вернемся к науке и ее ограниченности.

Ученые всегда решают только те задачи, которые они сами себе ставят, и находят, как правило, только то, что заранее хотят найти. Ведь даже если какому-то ученому приходит принципиально новая мысль, к которой он не готов, которая находится в стороне от его интересов, он ее обычно отбрасывает как ненужную, мешающую, лишнюю. В результате на ход научных исследований оказывают огромное влияние принятые концепции, общепризнанные представления. И развитие науки получается вовсе не таким свободным, как принято считать. А если главные концепции оказываются ложными, то наука может успешно развиваться только в направлении углубления лжи, только в направлении служения злу, разрушения мира.

Кроме того, задачи, условия которых человек понять не в силах, в принципе не могут быть им решены. То есть ограниченность человека сказывается не только при непосредственном построении моделей, но еще и на этапе постановки задачи, на этапе выбора направления исследований. Поэтому довольно нелепо ждать от науки ответов на вопросы, сложность которых превышает возможности человека. К ним, несомненно, относятся вопросы о главных принципах строения мира. Ученые могут рассуждать о них только на уровне самых обычных людей, не имеющих отношения к науке, но никаких серьезных исследований в этой области просто не может быть. Ведь когда непостижима сама задача, как можно приступать к ее решению?

На многих людей завораживающе действуют слова «наука рекомендует» или «научный институт дал положительный отзыв». При этом им представляется огромное собрание ученых, которые в результате многочасовых обсуждений результатов, полученных многолетними исследованиями, выносят свое заключение по той или иной проблеме. В действительности же все, как правило, обстоит гораздо проще.

Если той или иной фирме или, например, правительству нужно знать мнение науки, они обращаются к директору научного института, занимающегося близкой тематикой. Директор, конечно же, отдает заказ заместителю, а тот — начальнику отдела, тема работ которого более или менее соответствует полученному заказу. Но у начальника отдела много других забот, поэтому он вызывает научного сотрудника, имеющего труды на подходящую тему, и дает ему задание написать отзыв. У того тоже полно других дел, но он выкраивает пару часов и пишет свое мнение. Полученный таким образом отзыв затем проходит обратный путь: его оглашают и утверждают на заседании отдела (обычно без обсуждения), потом его подписывает заместитель директора и сам директор, на чью подпись ставится печать. И все — мнение «науки» готово. По сути, чаще всего оно сводится к мнению одного человека, основанному на его убеждении и изредка подкрепленному непродолжительными (так как сроки поджимают) исследованиями. При этом у какого-нибудь другого ученого мнение может быть прямо противоположным. Правда, надо еще учесть, что заказчику обычно требуется положительный отзыв, за который институту выплачиваются немалые деньги (еще бы — предполагается проведение большой и трудной работы!). Так что результат обычно известен заранее, и реальные взгляды реальных ученых редко играют решающую роль.

Признаком настоящей науки многие считают математику. Мол, если кто-то что-то доказал, обосновал, подтвердил методами математики или, как говорится, «математически точно», то тут уж не поспоришь, это действительно серьезная, точная наука. Но в действительности математика представляет собой скорее не средство доказательства, тем более не средство открытия нового, а всего лишь язык описания того, что уже известно. Кто-то из математиков прекрасно сформулировал, что математика — это мельница, которая может смолоть все, что в нее засыпают. Иначе говоря, в принципе любую модель, любое представление о мире можно описать математически, то есть подобрать соответствующий математический аппарат, который не будет противоречить заранее принятым взглядам, заранее проведенным построениям. В том числе и совершенно ложным. Действительно, когда в науке существуют несколько взаимоисключающих гипотез, то сторонники каждой из них описывают свои допущения и свои построения теми или иными формулами, причем описывают вполне корректно. И любое лжеучение всегда можно снабдить математическим аппаратом, который будет правильно работать именно в рамках принятых в этом учении ложных допущений. Но при этом, как и в любом другом случае, математика вовсе не будет доказательством истинности.

Например, вполне реально математически описать учение о необходимости существования зла в мире, вывести сложнейшие формулы, описывающие неизбежное появление и автоматическое распространение зла, с высокой точностью предсказать сроки его окончательной победы. Но все это никак не повлияет на реальную роль и судьбу зла, которое на самом деле неминуемо будет уничтожено.

Более простой пример. Учеными физиками написаны тысячи научных трудов, посвященных надежности атомных реакторов. Эти труды снабжены самым современным и самым совершенным математическим аппаратом. В них доказывается, что вероятность крупных аварий исчезающе мала, они возможны не чаще, чем раз в столетие или даже тысячелетие. И никаких числовых ошибок там нет, просто все математические выкладки не выходят за рамки заранее принятого сильно упрощенного представления о реальности. Реальность же не желает упрощаться и подчиняться всей этой математике, поэтому аварии на атомных станциях происходят довольно регулярно, унося жизни множества людей и нанося огромный вред здоровью оставшихся в живых.

Теоретиками социалистической экономики также были предложены многочисленные способы математического описания планирования, регулирования, стимулирования, организации производства и распределения. Однако реальная экономика опять же не желает знать никакой нашей математики, она много сложнее наших представлений о ней. Поэтому все эти расчеты, точные и правильные в рамках принятого учения, так и остались безжизненными формулами, описывающими несуществующий идеал. И это касается не только социалистической экономики, ведь даже признанные всем миром ученые-экономисты не могут предсказать ни точных темпов развития той или иной страны, ни скачков курса акций и валютных курсов, ни моментов финансовых кризисов.

Или такой пример. Специалисты по мелиорации провели сложнейшие расчеты по программе орошения в Приаралье. Результатом стало практически полное уничтожение Аральского моря и засоление почв на сотни километров вокруг него. Естественно, по расчетам ничего подобного не должно было произойти, так как расчеты эти не учитывали многих и многих «мелочей», из которых и складывается реальность.

Математика всего лишь переводит на язык формул и цифр те логические построения, которые были сделаны ранее, то есть работает уже не с реальностью, а с нашими представлениями о ней. Для построения математической модели сначала надо создать логическую модель, то есть хоть как-то описать основные элементы явления, связи между ними, правила взаимодействия и т.д. Естественно, далеко не все доступно человеческой логике, поэтому упрощение уже на этом первом этапе неизбежны. Математика, как правило, не вносит никаких дополнений и уточнений. Более того, математическая модель практически всегда еще более упрощает предшествовавшую ей логическую модель, то есть еще больше удаляет ее от реальности. Например, математической модели обычно требуются точные исходные данные для расчетов, которых в реальности, как правило, не бывает. К тому же редкие, нерегулярные, труднообъяснимые эффекты обычно не включаются в стройное математическое описание. Иначе с полученной математической моделью слишком сложно будет работать, она будет чересчур громоздкой и, самое главное, ее выводы будут неоднозначными.

Простейший пример. Пусть в ясную погоду на горизонте появилась все увеличивающаяся черная туча. Логическая модель, построенная на повседневном опыте, позволит сделать простой вывод: скорее всего, пойдет дождь. Вероятность исполнения этого прогноза довольно велика. А математическая модель, построенная на основе логической, выдаст прогноз такого типа: в 16 часов пойдет дождь, выпадет пять миллиметров осадков, скорость западного ветра будет достигать 12—15 метров в секунду, температура воздуха составит 21 градус. При этом не учитывается вполне реальная возможность того, что туча может ускорить или замедлить свой ход, пойти обратно, остановиться или отклониться в сторону, вылить на нас не весь свой запас воды, пролиться дождем, не доходя до нас, или пройти над нами вовсе без дождя. Направление ветра тоже может измениться не раз. Могут подойти и другие тучи. То есть кажущаяся точность прогноза на самом деле резко снижает вероятность полного и точного его исполнения. И даже добавление неопределенности в математическую модель на основе набранной ранее статистики даст не слишком много.

Большие надежды многие возлагают на компьютерные модели. Однако использование компьютера не добавляет к математической модели ничего принципиально нового. Компьютер представляет собой лишь инструмент для быстрого расчета, лишь средство более удобного и наглядного общения с математической моделью. Зато он может внести в расчеты новые ошибки из-за неточностей программирования, сбоев аппаратуры или неизбежного накопления погрешностей вычислений. Кроме того, при переводе математической модели на компьютер ее нередко еще больше упрощают, приспосабливая для удобства программной обработки. Скорость и точность вычисления в данном случае также нередко создают иллюзию максимального приближения к реальности, хотя это далеко не всегда так.

Как же надо относиться к науке? Стоит ли ее изучать и развивать, раз у нее столько недостатков? Конечно, стоит. Ведь наука снабжает наш разум некоторым набором простых клише, которые помогают быстрее включиться в любую задачу, быстрее оценить любую ситуацию. Без научных знаний человеку пришлось бы каждый раз заново, самостоятельно разрабатывать модели всех встречающихся явлений, что довольно трудно и не каждому по силам. Кроме того, наука предлагает набор решений, призванных облегчить человеку построение новых моделей. Однако всегда надо помнить, что наука обычно может оказать действенную помощь только в первый момент, только при предварительном ознакомлении с ситуацией. Пытаться найти в ней готовые ответы на любой практический вопрос, который существует сейчас или может возникнуть в будущем, нелепо, да и просто опасно. То есть не стоит воспринимать науку чересчур серьезно, не надо путать построения ограниченного человеческого разума с гораздо более сложным реальным миром.

Существует один очень простой принцип, который тем не менее может оказать большую помощь в сложных жизненных ситуациях. Он гласит: «Старайся не делать того, чего нельзя исправить». Действительно, от ошибок не застрахован ни один человек, пусть даже и самый выдающийся. А мир создан не нами, нам не под силу создать даже самой малой частицы мира. Причем изначальный мир был гармоничен и идеально приспособлен для каждой из своих частей, включая и человека. И отсюда следует, что для того, чтобы жизнь наша не ухудшалась безвозвратно, нам всегда надо иметь возможность исправить свои просчеты, вернуться к прежней ситуации. После того, как выбор сделан, поступок совершен, нередко становится очевидным, к каким последствиям он ведет, увеличивает ли он количество зла в мире. В любом случае оценка любого поступка, как правило, гораздо точнее после того, как он совершен, чем до того. Недаром же существует поговорка, что человек задним умом силен. Вот и надо стараться поступать так, чтобы позднее раскаяние не было бесполезным, чтобы можно было не просто жалеть об ошибке, но и исправить ее.

Понятно, что данный принцип прямо предостерегает от разрушения мира. Несколько примеров: нельзя убивать и калечить себя, других людей и животных, нельзя начисто вырубать вековые леса, уничтожать реки и озера, засорять моря, загрязнять воздух, ведь исправить это мы уже не сможем, даже если очень захотим и бросим на это все силы. Предостерегает он и от втягивания во многие пороки, такие как алкоголизм, курение, наркотики, ведь отказаться потом от них крайне трудно или вовсе невозможно. Понятно также, что этот принцип вовсе не запрещает восстанавливать гармонию мира, очищать его от зла. Ведь вернуть зло в мир легко, гораздо легче, чем убрать его из мира.

Конечно, данный принцип не универсален, не охватывает всех возможных случаев. Например, для его успешного применения необходимо безошибочно оценивать, можно ли вернуться к исходной ситуации, что далеко не всегда очевидно. Однако он может быть полезен даже в обыденной жизни при принятии решений, однозначно и четко не связанных с выбором между добром и злом. В этом случае он также предостерегает от поспешных и непоправимых или трудно поправимых шагов, к примеру, от резкого разрыва с человеком, скоропалительного брака и непродуманного зачатия ребенка, легкомысленного выбора профессии или переезда в какую-нибудь другую страну.

Что же касается науки, то для нее этот принцип следовало бы сделать основным. То есть при принятии решений о начале новых исследований, проведении новых экспериментов, широком внедрении полученных наукой результатов надо прежде всего смотреть, не приведет ли это к непоправимым последствиям, можно ли будет все вернуть назад. И даже если очевидные или предполагаемые непоправимые последствия кажутся нам не очень важными или даже безусловно полезными, лучше все-таки отказаться от подобного развития науки, от такого прогресса. А уж если последствия вообще неясны, то лучше не рисковать. Слишком уж велика вероятность того, что вскоре нам придется сильно пожалеть о своей неосторожности, непредусмотрительности, о своем непонимании изначальной гармонии мира. Любые непоправимые нарушения этой гармонии обязательно оказываются злом, от которого нам как частям мира не может быть никакой пользы.

От общих принципов научного подхода перейдем к представлениям о мире, предлагаемым наукой. В первую очередь нас будут интересовать те научные представления, которые имеют непосредственное отношение к месту и роли человека в мире, а также глобальным принципам мироустройства, то есть самым главным вопросам бытия.

Наука всерьез претендует на подробное объяснение происхождения мира, возникновения жизни, развития человеческого общества. При этом безоговорочно отбрасываются любые другие мнения по этим вопросам, в том числе и мнения религий и древних учений. Естественно, это приводит к тому, что спорить ученым оказывается не с кем. Научные представления, точнее, предположения, становятся непререкаемой догмой, они объявляются непогрешимой истиной. Изменить их может только та же самая наука, да и то только в том случае, если новые предположения согласится принять большинство ученых. Как и любые другие сведения о прошлом, эти «знания» оказываются не чем иным, как верой, ни доказать, ни проверить которую на опыте в принципе невозможно. Поэтому нет никаких оснований относиться к этой вере лучше или хуже, чем к любой другой. Однако отличительной особенностью научных представлений о мире является то, что они мало что дают нам для повседневной жизни.

Когда речь заходит о происхождении и развитии мира, об образовании и эволюции жизни, наука (точнее, атеистическая наука) обычно любит ссылаться на бесконечно большие пространства и огромные временные интервалы. То есть утверждается, что случайное движение материи (а каким же оно еще может быть без Творца?) в какой-нибудь точке пространства за какое-нибудь время может создать все что угодно, в том числе и жизнь, от самых примитивных форм до человека. При этом на любые возражения, любые доводы здравого смысла, любые ссылки на опыт следует один ответ, что человек не в силах представить себе космические масштабы пространства и времени. На этом обсуждение заканчивается, так как тема исчерпана, и говорить больше не о чем.

Между тем подобные «научные» рассуждения не многим убедительнее следующих допущений.

Пусть под непрерывно идущий дождь из чернил мы будем очень долго подставлять чистые листы белой бумаги. В конце концов через миллионы или миллиарды лет капли образуют нам, к примеру, полный комплект нот какого-нибудь из концертов И.-С. Баха, причем с типографским качеством печати нот на нотных линейках и со всеми необходимыми текстовыми пояснениями.

Или пусть под непрерывно идущий град мы поставим клавиатуру компьютера. Не пройдет и нескольких миллиардов лет, как градины наберут нам текст знаменитого романа Л. Толстого «Война и мир», причем весь текст подряд от начала до конца с соблюдением орфографии и синтаксиса, а также с правильным делением на абзацы и разделы.

Опровергнуть подобные допущения невозможно, вероятность этих событий, действительно, не равна нулю, но нелепость их гораздо очевиднее, чем нелепость научных рассуждений о происхождении мира и жизни. Тем более, если учесть уже упоминавшееся второе начало термодинамики, прямо отрицающее возможность любого усложнения и саморазвития в замкнутой системе. Конечно, можно говорить о том, что жизнь — это всего лишь мельчайшие отклонения, которые крайне слабо влияют на сложность и организованность всей системы в целом. Можно предположить, что общая энтропия (мера хаотичности) мира может увеличиваться или оставаться неизменной, несмотря на возникающую и развивающуюся кое-где жизнь. Но все это не слишком убедительно. Впрочем, доказать что-нибудь в таких глобальных вопросах на уровне человеческой логики совершенно невозможно. Переубеждать сторонников научной картины происхождения мира и жизни бессмысленно.

Поэтому рассмотрим всего несколько соображений, которые никак не вписываются в научную картину мира и позволяют предположить, что не все так уж безупречно в предлагаемых наукой сценариях мировой эволюции.

Начнем с вопроса, что собой представляет жизнь. Ведь без этого нельзя вообще рассуждать о том, как жизнь возникла и как она развивалась. Конечно, вопрос этот очень сложен, непостижим для человеческого разума, однако некоторые доводы можно понять даже на уровне простого здравого смысла, без специальных научных знаний.

Суть жизни состоит вовсе не в том, как устроены те или иные клетки организма, какие химические или физические процессы и механизмы они используют для своего взаимодействия, исследованием чего, собственно, и занимается вся наука. Главное — это та сила, то единое организующее начало, которое из отдельных клеток составляет целостный сложнейший организм, распределяет и перераспределяет функции между клетками, управляет их делением, поддерживает саморегуляцию организма. Ведь человек или животное вовсе не сводятся к механической сумме клеток, ферментов, гормонов и тому подобных элементов. Если мы, допустим, вырастим в пробирке все необходимые клетки, добавим все нужные химические соединения, сложим их в нужном порядке, то жизни все равно не получится, так как не будет того самого единого организующего начала, без которого жизнь не может поддерживать сама себя.

Правда, в каждой клетке любого организма в принципе содержится информация о целом организме, каждая клетка может вырасти в организм, что лишний раз подтверждают опыты по клонированию. Но для того, чтобы этот процесс образования нового организма пошел, опять-таки надо каким-то образом запустить организующую силу, скрытую в клетке, точнее, соответствующую клетке, связанную с ней. Все равно — без единой системообразующей силы никакой жизни быть не может. И точно так же, кстати, если мы сможем синтезировать химическим путем все вещества, входящие в состав одной клетки, и соединим их вместе, то мы ни за что не получим живой клетки, тем более такой, из которой можно было бы вырастить целый организм.

Наука любит преподносить «сенсационные» открытия, которые, по ее мнению, наконец-то открывают сущность жизни, срывают завесу тайны с жизненных процессов. Изучая электрические, химические и другие процессы, происходящие в живом организме, моделируя их затем с помощью электрических импульсов или синтезированных химических веществ, ученые объявляют, что все проявления организма, все жизненные функции сводятся только к этому.

Классический пример: лягушачья лапка дергается, если к ней соответствующим образом приложить электроды с заданной разностью потенциалов. И что же из этого следует? Только то, что, скорее всего, именно такой механизм используется руководящим центром, системообразующим началом лягушки. Никакой информации о самом центре, о сути жизни это не дает. При желании можно, наверное, вживить множество электродов в лягушку (даже мертвую) и, подавая нужные потенциалы в нужной последовательности, заставить ее вполне правдоподобно прыгать. Ну и что из этого? В реальности все эти и множество других, гораздо более сложных процессов, происходит без участия человека, само собой, по согласованным между собой командам единого центра.

Или в мозгу крысы или собаки находят области, воздействуя на которые электрическим током, можно вызвать те или иные эмоции животного, например, удовольствие, страх, аппетит. Ура! Мы поняли, как работает мозг! Никакой мистики, никаких секретов в нем нет и в помине, никакой души не требуется, вся психология сводится к последовательностям электрических импульсов! Опять же, обнаруживая механизм, мы забываем о том, что же, собственно, приводит этот механизм в действие в обычных условиях, без нашего вмешательства, само собой. И не только этот механизм, но и огромное множество других механизмов, о которых мы еще и не подозреваем. Все они четко взаимодействуют друг с другом, включаясь и выключаясь в нужные моменты в соответствии с общей решаемой задачей, что свойственно любому живому организму.

Еще пример. Ученые находят в организме человека химическое вещество, вызывающее какое-то эмоциональное состояние — влюбленность, радость, внутреннюю напряженность. Это вещество синтезируют, вводят в организм и даже добиваются требуемого эффекта. Ура! Победа! Все эмоции — это всего лишь химия! Мы поняли, как устроена жизнь! Ничуть не бывало. Строго говоря, мы даже не сделали сколько-нибудь заметного шага к этой цели. Мы только открыли еще один механизм, еще одно средство, еще один инструмент, используемый центром управления организмом в своей работе.

О самом руководящем центре организма все эти открытия говорят ровно столько же, сколько какой-нибудь рубанок, молоток, клей, лак говорят о личности столяра-краснодеревщика, который использует их в своей работе. Каждый может бить молотком, но не каждый способен с его помощью создать настоящее произведение искусства. Не каждый знает, когда, куда, как сильно, сколько раз, в какой последовательности и зачем надо бить, чтобы получить нужный результат. Не каждый знает, какие еще инструменты, как и когда надо применять. И главное — не каждый может придумать что-то новое, создать проект, который предстоит затем воплотить в жизнь с помощью этих самых инструментов.

Системообразующее начало, центр управления существует не только у растений, животных, человека, которых мы привыкли относить к живой природе, но и у любой части мира. Ведь, к примеру, вся наша планета Земля — это единый живой организм, которому соответствует свое организующее начало, своя регулирующая сила. Это сейчас уже признают некоторые ученые. Да и вселенная в целом тоже представляет собой живой организм, живущий по своим единым законам. А то, что один большой живой организм состоит из множества мелких живых организмов, кажется нелепостью или чисто художественным образом, метафорой только на первый взгляд. Ведь и человека можно рассматривать как единое содружество живых организмов (например, клеток тела, бактерий кишечника), подчиненных общим и твердым законам, но имеющих, тем не менее, определенную степень личной свободы.

В любом организме одним клеточкам предоставлено больше свободы, а другим — меньше. Это может быть связано с различием в их функциях. Например, клетки костной ткани человека имеют меньше свободы, чем лимфоциты, входящие в состав крови и сражающиеся с проникшими в организм болезнетворными микробами. Но свобода может быть дана и для того, чтобы клетка имела больше возможностей для своей самоорганизации и самореализации. В любом случае большая свобода связана с большей опасностью неправильного использования этой свободы, большей ответственностью клеточки за судьбу целого организма.

Существуют очень интересные, но, к сожалению, мало известные животные, относящиеся к простейшим микроорганизмам. От всех прочих они отличаются тем, что могут временно образовывать из самих себя гораздо более крупный организм. В обычном состоянии их совсем не видно невооруженным взглядом, потому что каждый из этих микроорганизмов живет своей независимой жизнью. Но бывают моменты, когда множество микроорганизмов, словно повинуясь некой внешней команде, начинают собираться вместе, быстро строиться, образовывать объединения и в конце концов формируют из себя настоящую улитку, которая вполне заметна человеческому глазу. Причем улитка эта представляет собой не просто неподвижную копию, статичную скульптуру. Нет, она начинает жить своей жизнью, она передвигается и реагирует на внешние раздражители подобно другим улиткам. Все ее органы от мускулистой ноги, которая служит для передвижения, до «рожек» на голове образованы микроорганизмами, которые, забыв о своей самостоятельности, теперь живут по общим законам единого организма, причем каждый выполняет свою особенную функцию. А потом все это кончается, поступает новая команда, и улитка рассыпается, чтобы затем через какое-то время появиться вновь. Для человека, наблюдающего этот процесс, все происходящее подобно чуду: появление животного (улитки) «из ничего» или «бесследное» его исчезновение. Возможно, именно эти животные показывают нам процесс образования сложных организмов из простых. Достаточно представить себе, что команда «стройся!» однажды поступила, а команды «разойдись!» затем не последовало. И точно так же, вероятно, были сначала образованы исходные простейшие микроорганизмы из более примитивных частей.

Все эти рассуждения могут показаться фантастическими и нереальными, но для наших предков они были не предположением, а точным знанием. Они по собственному опыту знали, что любой организм состоит из организованного содружества более примитивных организмов. Например, П.А. Бадмаев, известный российский врач бурятского происхождения, специалист по древней тибетской медицине, переводчик книги «Жуд-Ши» так писал в 1910 году: «Рассматривая человека, как огромную колонию простейших существ, связанную одним общим волевым импульсом, тибетский врач говорит, что если мы добьемся правильного обмена веществ в одной малой, вполне самостоятельной части (клетке), мы уже добились оздоровления и всего организма». Как известно, тибетская медицина является прямой наследницей древнеиндийской медицины, которая в свою очередь происходит из древнеарийской медицины. Долгое время тибетская медицина существовала и развивалась совершенно независимо от европейской, что позволило ей сохранить древнейшие знания, не откорректированные современной наукой. Ее методы прошли проверку многовековой практикой, и до сих пор она способна быстро и эффективно лечить многие расстройства, перед которыми бессильны самые современные научные методы. Так что отбрасывать ее главное положение только на том основании, что оно кажется нам нереальным, довольно легкомысленно.

А если признать, что в основе строения человека, как и любой другой части мира, лежит именно «волевой импульс», то становятся понятными все случаи чудесных исцелений без всяких лекарств и процедур простым словом, внушением или даже усилием собственной воли. Ведь, внося некоторые поправки в системообразующее начало, в объединяющий волевой импульс, можно исправить любые нарушения правильной работы организма, не только психические, но и телесные. Кстати, та же тибетская медицина утверждает, что полностью здоровый организм абсолютно нечувствителен к любым болезням, в том числе и к тем, которые мы называем сильно заразными. То есть никакие бактерии и вирусы, пусть даже и попавшие в здоровый организм, который объединен бездефектным системообразующим началом, не могут ни развиваться в нем, ни разрушать его. Четкое взаимодействие всех клеток тела может противодействовать любым болезням. В данном случае не нужны никакие прививки, никакие меры предосторожности. Правда, из-за нашего неестественного образа жизни, из-за нашего неправильного питания, из-за загрязненных воды и воздуха сейчас трудно найти действительно здорового человека. И не надо считать, что «темные» наши предки ничего не знали о бактериях и вирусах, переносящих болезни. Не только знали, но и даже умели с ними успешно бороться, правда, не изучая при этом ни их внутреннего строения, ни их генных структур, ни особенностей их поведения. Ведь для человека важен результат — излечение, а не то, какие исследования для этого проводились, сколько новых знаний для этого пришлось добыть. Достаточно правильно настроить организм, точнее, помочь ему самому правильно настроиться, и он сам легко и быстро справится с любой болезнью, даже с той, которая сейчас считается неизлечимой.

То есть получается, что между отдельными элементами, клеточками каждого организма и его системообразующим началом существует четкая взаимосвязь. Если хорошо каждой клеточке в отдельности, то хорошо и всему организму. А если объединяющее начало сильно и не имеет дефектов, то хорошо и каждой клеточке. Каждая клеточка может тогда легко противостоять внешнему разрушению и спокойно выполнять свою функцию, без проблем пользоваться предоставленной ей свободой. Но как только какая-нибудь клеточка по тем или иным причинам начинает действовать против единой организующей идеи, против здорового объединяющего начала, она сразу же ослабляет тем самым весь организм, что может привести к развитию системных болезней, вызывающих разрушение всего организма, порождающих множество самых разных функциональных расстройств. А эти расстройства приведут к ослаблению и гибели множества клеточек. И отсюда же следует, что никакой вражды, никакой борьбы, никакого противостояния между клеточками в идеале быть не должно. Любой подобный конфликт сразу же ослабляет весь организм в целом, что автоматически наносит вред всем его клеточкам.

Все это более или менее понятно и кажется вполне возможным на уровне организма человека или животного. Но ведь точно так же, по тем же самым принципам устроен и весь мир. Древние не зря говорили: «Что наверху, то и внизу». Мир состоит из своих «клеточек», основных элементов: стихий (земля, вода, воздух, огонь), растений, животных, людей. И все они изначально были объединены единым организующим началом, всем были предписаны определенные функции, всем была предоставлена своя мера свободы. И любая вражда между клеточками ведет к ослаблению всего организма, то есть вредит всем одновременно. А когда все распоряжаются своей свободой в должных рамках, используют ее правильно, то достигается изначальная гармония и полная устойчивость к любым разрушениям, тогда организм пропорционально и гармонично развивается по своим внутренним законам. И никакие разрушения уже не возможны в принципе. Об этом, собственно, и говорит учение зороастризма.

И по этим же самым принципам живут любые человеческие сообщества (семьи, коллективы, страны, народы, все человечество в целом), которые тоже представляют собой своеобразные организмы, состоящие из клеточек — людей. Точнее, они должны быть устроены как единый организм, но, к сожалению, далеко не всегда принцип, лежащий в основе сообщества, можно назвать действительно гармоничным, полноценным и по-настоящему системообразующим. Нормально организованное общество должно проявлять заботу обо всех своих клеточках, людях. Каждому человеку должна быть предоставлена возможность свободно выбирать свой путь в определенных пределах, не позволяющих разрушать общество. Каждый должен иметь возможность спокойно и обеспеченно жить, если он правильно выполняет свою функцию, не связанную с разрушением общества. И при этом каждый человек должен постоянно заботиться об интересах общества, которые ничуть не противоречат его собственным интересам. Тогда любые конфликты в обществе становятся бессмысленными и вредными для всех, в том числе и для самих инициаторов этих конфликтов, так как они расшатывают изначально здоровый единый организм. Но проблема состоит в том, что люди — это существа, наделенные максимальной свободой и максимально пораженные вследствие этого злом. Из таких клеточек создать какой-нибудь целостный организм наиболее трудно. Поэтому любая реальная организация общества представляет собой всего лишь некоторое подобие идеала, лишь некоторое приближение к природному организму.